Стихотворения (1924) - [12]

Шрифт
Интервал

В тахтах
               вот этой вот башни —
я помню:
                я вел
                          Руставели Шо́той
с царицей
                  с Тамарою
                                      шашни.
А после
              катился,
                            костями хрустя,
чтоб в пену
                     Тереку врыться.
Да это что!
                    Любовный пустяк!
И лучше
               резвилась царица.
А дальше
                 я видел —
                                    в пробоину скал
вот с этих
                  тропиночек узких
на сакли,
                звеня,
                            опускались войска
золотопогонников русских.
Лениво
             от жизни
                             взбираясь ввысь,
гитарой
              душу отверз —
«Мхолот шен эртс
                                рац, ром чемтвис
Моуция
              маглидган гмертс…»[5]
И утро свободы
                             в кровавой росе
сегодня
               встает поодаль.
И вот
          я мечу,
                       я, мститель Арсен,
бомбы
             5-го года.
Живились
                  в пажах
                                князёвы сынки,
а я
      ежедневно
                           и наново
опять вспоминаю
                               все синяки
от плеток
                 всех Алихановых.
И дальше
                  история наша
                                           хмура́.
Я вижу
             правящих кучку.
Какие-то люди,
                          мутней, чем Кура́,
французов чмокают в ручку.
Двадцать,
                  а может,
                                  больше веков
волок
           угнетателей узы я,
чтоб только
                     под знаменем большевиков
воскресла
                   свободная Грузия.
Да,
      я грузин,
                      но не старенькой нации,
забитой
              в ущелье в это.
Я —
        равный товарищ
                                     одной Федерации
грядущего мира Советов.
Еще
        омрачается
                             день иной
ужасом
              крови и яри.
Мы бродим,
                     мы
                           еще
                                   не вино,
ведь мы еще
                        только мадчари.
Я знаю:
              глупость — эдемы и рай!
Но если
               пелось про это,
должно быть,
                         Грузию,
                                       радостный край,
подразумевали поэты.
Я жду,
            чтоб аэро
                              в горы взвились,
Как женщина,
                        мною
                                  лелеема
надежда,
                 что в хвост
                                     со словом «Тифлис»
вобьем
              фабричные клейма.
Грузин я,
                но не кинто озорной,
острящий
                 и пьющий после.
Я жду,
            чтоб гудки
                               взревели зурной,
где шли
               лишь кинто
                                   да ослик.
Я чту
          поэтов грузинских дар,
но ближе
                 всех песен в мире,
мне ближе
                   всех
                            и зурн
                                        и гитар
лебедок
                и кранов шаири.
Строй
            во всю трудовую прыть,
для стройки
                     не жаль ломаний!
Если
          даже
                    Казбек помешает —
                                                        срыть!
Все равно
                   не видать
                                     в тумане.

ТАМАРА И ДЕМОН

От этого Терека
                             в поэтах
                                            истерика.
Я Терек не видел.
                                Большая потерийка.
Из омнибуса
                       вразвалку
сошел,
             поплевывал
                                   в Терек с берега,
совал ему
                   в пену
                               палку.
Чего же хорошего?
                                   Полный развал!
Шумит,
             как Есенин в участке.
Как будто бы
                        Терек
                                    сорганизовал,
проездом в Боржом,
                                     Луначарский.
Хочу отвернуть
                            заносчивый нос
и чувствую:
                    стыну на грани я,
овладевает
                     мною
                               гипноз,
воды
          и пены играние.
Вот башня,
                   револьвером
                                            небу к виску,
разит
           красотою нетроганой.
Поди,
           подчини ее
                                преду искусств —
Петру Семенычу
                               Когану.
Стою,
           и злоба взяла меня,
что эту
             дикость и выступы
с такой бездарностью
                                        я
                                           променял
на славу,
                рецензии,
                                  диспуты.
Мне место
                   не в «Красных нивах»,
                                                           а здесь,
и не построчно,
                            а даром
реветь
             стараться в голос во весь,
срывая
              струны гитарам.
Я знаю мой голос:
                                паршивый тон,

Еще от автора Владимир Владимирович Маяковский
Флейта- позвоночник

Вначале поэма называлась "Стихи ей". Отдельной книгой вышла в феврале 1916 года. Все дореволюционные издания содержали цензурные изъятия. Купюры были восстановлены только в сборнике "Все сочиненное Владимиром Маяковским" (т.1-2, 1919), где поэма была напечатана под названием "Флейта позвоночника"."За всех вас,которые нравились или нравятся,хранимых иконами у души в пещере,как чашу вина в застольной здравице,подъемлю стихами наполненный череп.".


Баня. Клоп

«Баня» (1929) и «Клоп» (1928) – интереснейшие сатирические пьесы Маяковского. Жанр этих комедий трудно определить – настолько оригинально и естественно в них соседствуют едкая социальная сатира, фантастика и фантасмагория. В причудливых, эксцентричных сюжетах «Бани» и «Клопа» автор в увлекательной и забавной форме обличил ненавистные ему мещанство и лживость, бюрократизм и ханжество. В сборник также вошли поэмы «Люблю», «Про это», «Хорошо!».


Что такое хорошо и что такое плохо (ч/б рисунки)

Что такое хорошо и что такое плохо.Рисунки Алексея Пахомова. 1949 г.


Война и мир

В поэме «Война и мир» (вторая половина заглавия в дореволюционной орфографии писалась через «i» — «Mip», то есть вселенная) необыкновенная широта поэтических ассоциаций, гиперболизм поэтического стиля Маяковского соединяются с осознанием им невиданного размаха социальных противоречий жизни. Место действия поэмы — огромная арена, весь мир, а действующие лица — не только народы и страны, но и вся вселенная. Любовь к человеку, к «живому», противопоставлена в поэме «убийце-победе».


Люблю

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворения (1916)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.