Стихотворения 1883-1887 - [12]

Шрифт
Интервал

………………………………………….


1884

ОСЕНЬ

Из Бодлэра

Я люблю ваши нежно-зеленые глазки;

Но сегодня я горьким предчувствием полн:

Ни камин в будуаре, ни роскошь, ни ласки

Не заменят мне солнца, лазури и волн.

Но каков бы я ни был, как мать, пожалейте

И простите меня, будьте милой сестрой

И угрюмого, злого любовью согрейте,

Как осеннее небо вечерней зарей.

Труд недолгий… Я знаю: могила немая

Ждет… О, дайте же, дайте под желтым лучом

Сентября золотого, про май вспоминая,

Мне на ваши колени поникнуть челом.


1884

ИЗ БОДЛЭРА

   Голубка моя,

   Умчимся в края,

Где всё, как и ты, совершенство,

   И будем мы там

   Делить пополам

И жизнь, и любовь, и блаженство.

   Из влажных завес

   Туманных небес

Там солнце задумчиво блещет,

   Как эти глаза,

   Где жемчуг-слеза,

Слеза упоенья трепещет.


Это мир таинственной мечты,

Неги, ласк, любви и красоты.


   Вся мебель кругом

   В покое твоем

От времени ярко лоснится.

   Дыханье цветов

   Заморских садов

И веянье амбры струится.

   Богат и высок

   Лепной потолок,

И там зеркала так глубоки;

   И сказочный вид

   Душе говорит

О дальнем, о чудном Востоке.


Это мир таинственной мечты,

Неги, ласк, любви и красоты.


   Взгляни на канал,

   Где флот задремал:

Туда, как залетная стая,

   Свой груз корабли

   От края земли

Несут для тебя, дорогая.

   Дома и залив

   Вечерний отлив

Одел гиацинтами пышно,

   И теплой волной,

   Как дождь золотой,

Лучи он роняет неслышно.


Это мир таинственной мечты,

Неги, ласк, любви и красоты.


1885

«Меня ты, мой друг, пожалела…»

Меня ты, мой друг, пожалела;

Но верить ли ласке твоей?

От этой случайной улыбки

На сердце — еще холодней:


Бездомный, голодный бродяга

Избитый мотив пред тобой

Играет на ветхой шарманке

Дрожащей, неверной рукой;


И жалко его, и досадно,

И песня знакома давно;

Чтоб прочь уходил он, монету

Ему ты бросаешь в окно.


1885

«…Потух мой гнев, безумный, детский гнев…»

…Потух мой гнев, безумный, детский гнев:

Все время я себя обманывал напрасно:

Я вновь у ног твоих, — и радостный напев

Из груди просится так пламенно и страстно.

Наперекор всему, в проклятии моем

Тебе, всесильная, одна любовь звучала,

И даже в злобный миг при имени твоем

Мятежная душа от счастья трепетала.

И вот — я снова твой… Зачем таить любовь?

Как будто не о том я день и ночь мечтаю,

Когда и где, и как тебя я повстречаю,

Как будто не тебе отдам я жизнь и кровь;

Как будто в серой мгле под бременем страданья

Влачу я темный век не для тебя одной;

Когда гляжу я вдаль с улыбкой упованья,

Как будто не тебя я вижу пред собой…

Ты — вдохновение, ты — творческая сила,

Ты — все: полна тобой полуночная тишь,

В благоуханье роз со мной ты говоришь,

И сумрак дней моих ты светом напоила…


1885

ФРАНЧЕСКА РИМИНИ

Порой чета голубок над полями

Меж черных туч мелькнет перед грозою,

Во мгле сияя белыми крылами;


Так в царстве вечной тьмы передо мною

Сверкнули две обнявшиеся тени,

Озарены печальной красотою.


И в их чертах был прежний след мучений,

И в их очах был прежний страх разлуки,

И в грации медлительных движений,


В том, как они друг другу жали руки,

Лицом к лицу поникнув с грустью нежной,

Былой любви высказывались муки.


И волновалась грудь моя мятежно,

И я спросил их, тронутый участьем,

О чем они тоскуют безнадежно,


И был ответ: «С жестоким самовластьем

Любовь, одна любовь нас погубила,

Не дав упиться мимолетным счастьем;


Но смерть — ничто, ничто для нас — могила,

И нам не жаль потерянного рая,

И муки в рай любовь преобразила.


Завидуют нам ангелы, взирая

С лазури в темный ад на наши слезы,

И плачут втайне, без любви скучая.


О, пусть Творец нам шлет свои угрозы,

Все эти муки — слаще поцелуя,

Все угли ада искрятся, как розы!»


«Ho где и как, — страдальцам говорю я, —

Впервый меж вами пламень страстной жажды

Преграды сверг, на цепи негодуя?»


И был ответ: «Читали мы однажды

Наедине о страсти Ланчелотта,[2]

Но о своей лишь страсти думал каждый.


Я помню книгу, бархат переплета,

Я даже помню, как в заре румяной

Заглавных букв мерцала позолота.


Открыты были окна, и туманный,

Нагретый воздух в комнату струился;

Ронял цветы жасмин благоуханный.


И мы прочли, как Ланчелотт склонился

И, поцелуем скрыв улыбку милой,

Уста к устам, в руках ее забылся.


Увы! нас это место погубило,

И в этот день мы больше не читали,

Но сколько счастья солнце озарило!..»


И тень умолкла, полная печали.


1885

ПРИЗНАНИЕ

На что мне чудеса волшебной красоты,

На что мне глетчеров безмолвная громада

И в радужной пыли над пеной водопада

Из тонких проволок сплетенные мосты,

Туннели грозные, где в сумраке вагона

Лазурной молнией врывается простор

     Сверкающих озер, —

Обломков бирюзы, упавшей с небосклона

     В кольцо жемчужно-белых гор?

На что мне цветники в задумчивых аллеях,

На что мне полутьма таинственных дубров,

И краски панорам блестящих городов,

И тысячи картин в старинных галереях,

На что мне океан и башня маяка,

Как уголь черная, на пурпуре заката,

И свежий запах волн, и песня рыбака,

И вьющийся дымок далекого фрегата?

На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что

     Весь мир великий, мир ничтожный?

   Мне сердце говорит: «Не то, не то!»

И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:


Еще от автора Дмитрий Сергеевич Мережковский
Петр и Алексей

1715 год, Россия. По стране гуляют слухи о конце света и втором пришествии. Наиболее смелые и отчаянные проповедники утверждают, что государь Петр Алексеевич – сам Антихрист. Эта мысль все прочнее и прочнее проникает в сердца и души не только простого люда, но даже ближайшего окружения царя.Так кем же был Петр для России? Великим правителем, глядевшим далеко вперед и сумевшим заставить весь мир уважать свое государство, или великим разрушителем, врагом всего старого, истинного, тупым заморским топором подрубившим родные, исконно русские корни?Противоречивая личность Петра I предстает во всей своей силе и слабости на фоне его сложных взаимоотношений с сыном – царевичем Алексеем.


Юлиан Отступник

Трилогия «Христос и Антихрист» занимает в творчестве выдающегося русского писателя, историка и философа Д.С.Мережковского центральное место. В романах, героями которых стали бесспорно значительные исторические личности, автор выражает одну из главных своих идей: вечная борьба Христа и Антихриста обостряется в кульминационные моменты истории. Ареной этой борьбы, как и борьбы христианства и язычества, становятся души главных героев.


Символы. Песни и поэмы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бремя власти

Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?Для широкого круга читателей.В книгу вошли произведения:А.


Юлиан-отступник (Смерть богов)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наполеон

«… Показать лицо человека, дать заглянуть в душу его – такова цель всякого жизнеописания, „жизни героя“, по Плутарху.Наполеону, в этом смысле, не посчастливилось. Не то чтобы о нем писали мало – напротив, столько, как ни об одном человеке нашего времени. Кажется, уже сорок тысяч книг написано, а сколько еще будет? И нельзя сказать, чтобы без пользы. Мы знаем бесконечно много о войнах его, политике, дипломатии, законодательстве, администрации; об его министрах, маршалах, братьях, сестрах, женах, любовницах и даже кое-что о нем самом.