Стихотворения 1813-1820 - [41]

  Волшебной пляской топчут луг,

  И младость пылкая толпами

  Стекается вокруг.

  Поют неистовые девы;

  Их сладострастные напевы

  В сердца вливают жар любви;

  Их перси дышат вожделеньем;

Их очи, полные безумством и томленьем,

  Сказали: счастие лови!

  Их вдохновенные движенья

  Сперва изображают нам

  Стыдливость милого смятенья,

  Желанье робкое — а там

  Восторг и дерзость наслажденья.

Но вот рассыпались — по холмам и полям;

  Махая тирсами, несутся;

  Уж издали их вопли раздаются,

  И гул им вторит по лесам:

  Эван, эвое! Дайте чаши!

  Несите свежие венцы!

  Невольники, где тирсы наши?

Бежим на мирный бой, отважные бойцы!

  Друзья, в сей день благословенный

  Забвенью бросим суеты!

  Теки, вино, струею пенной

  В честь Вакха, муз и красоты!

  Эван, эвое! Дайте чаши!

  Несите свежие венцы!

  Невольники, где тирсы наши?

Бежим на мирный бой, отважные бойцы!

«Когда сожмешь ты снова руку…» >*

Когда сожмешь ты снова руку,

Которая тебе дарит

На скучный путь и на разлуку

Святую библию харит^*?

Амур нашел ее в Цитере,

В архиве шалости младой.

По ней молись своей Венере

Благочестивою душой.

Прости, эпикуреец мой!

Останься век, каков ты ныне,

Лети во мрачный Альбион!

Да сохранят тебя в чужбине

Христос и верный Купидон!

Неси в чужой предел пената,

Но, помня прежни дни свои,

Люби недевственного брата,

Страдальца чувственной любви!

Выздоровление >*

    Тебя ль я видел, милый друг?

Или неверное то было сновиденье,

Мечтанье смутное, и пламенный недуг

Обманом волновал мое воображенье?

В минуты мрачные болезни роковой

Ты ль, дева нежная, стояла надо мной

В одежде воина с неловкостью приятной?

Так, видел я тебя; мой тусклый взор узнал

Знакомые красы под сей одеждой ратной:

И слабым шёпотом подругу я назвал…

Но вновь в уме моем стеснились мрачны грезы,

Я слабою рукой искал тебя во мгле…

И вдруг я чувствую твое дыханье, слезы

И влажный поцелуй на пламенном челе…

    Бессмертные! с каким волненьем

Желанья, жизни огнь по сердцу пробежал!

    Я закипел, затрепетал…

  И скрылась ты прелестным привиденьем!

Жестокий друг! меня томишь ты упоеньем:

    Приди, меня мертвит любовь!

    В молчанье благосклонной ночи

Явись, волшебница! пускай увижу вновь

Под грозным кивером твои небесны очи,

    И плащ, и пояс боевой,

И бранной обувью украшенные ноги…

Не медли, поспешай, прелестный воин мой,

Приди, я жду тебя: здоровья дар благой

    Мне снова ниспослали боги,

    А с ним и сладкие тревоги

Любви таинственной и шалости младой.

Жуковскому («Когда, к мечтательному миру…») >*

Когда, к мечтательному миру

Стремясь возвышенной душой,

Ты держишь на коленах лиру

Нетерпеливою рукой;

Когда сменяются виденья

Перед тобой в волшебной мгле

И быстрый холод вдохновенья

Власы подъемлет на челе,—

Ты прав, творишь ты для немногих,

Не для завистливых судей,

Не для сбирателей убогих

Чужих суждений и вестей,

Но для друзей таланта строгих,

Священной истины друзей.

Не всякого полюбит счастье,

Не все родились для венцов.

Блажен, кто знает сладострастье

Высоких мыслей и стихов!

Кто наслаждение прекрасным

В прекрасный получил удел

И твой восторг уразумел

Восторгом пламенным и ясным.

К портрету Жуковского >*

Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль,

И, внемля им, вздохнет о славе младость,

Утешится безмолвная печаль

И резвая задумается радость.

На Каченовского («Бессмертною рукой раздавленный зоил…») >*

Бессмертною рукой раздавленный зоил,

Позорного клейма ты вновь не заслужил!

Бесчестью твоему нужна ли перемена?

Наш Тацит на тебя захочет ли взглянуть?

Уймись — и прежним ты стихом доволен будь,

Плюгавый выползок из гузна Дефонтена!

Мечтателю >*

Ты в страсти горестной находишь наслажденье;

  Тебе приятно слезы лить,

Напрасным пламенем томить воображенье

И в сердце тихое уныние таить.

Поверь, не любишь ты, неопытный мечтатель.

О если бы тебя, унылых чувств искатель,

Постигло страшное безумие любви;

Когда б весь яд ее кипел в твоей крови;

Когда бы в долгие часы бессонной ночи,

На ложе, медленно терзаемый тоской,

  Ты звал обманчивый покой,

  Вотще смыкая скорбны очи,

Покровы жаркие рыдая обнимал

И сохнул в бешенстве бесплодного желанья,—

  Поверь, тогда б ты не питал

  Неблагодарного мечтанья!

  Нет, нет: в слезах упав к ногам

  Своей любовницы надменной,

  Дрожащий, бледный, исступленный,

  Тогда б воскликнул ты к богам:

«Отдайте, боги, мне рассудок омраченный,

Возьмите от меня сей образ роковой;

Довольно я любил; отдайте мне покой…».

Но мрачная любовь и образ незабвенный

  Остались вечно бы с тобой.

К Н.Я. Плюсковой >*

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил

И силе в гордости свободной

Кадилом лести не кадил.

Свободу лишь учася славить,

Стихами жертвуя лишь ей,

Я не рожден царей забавить

Стыдливой музою моей.

Но, признаюсь, под Геликоном,

Где Кастилийский ток шумел,

Я, вдохновенный Аполлоном,

Елисавету втайне пел.

Небесного земной свидетель,

Воспламененною душой

Я пел на троне добродетель

С ее приветною красой.

Любовь и тайная свобода

Внушали сердцу гимн простой,

И неподкупный голос мой

Был эхо русского народа.

Эпиграмма («В его „Истории“ изящность, простота…») >*

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,

  Необходимость самовластья

    И прелести кнута.

Сказки >*

Noël

    Ура! в Россию скачет