Стихоритмия - [6]

Шрифт
Интервал

И наблюдаю моря бесконечность.
Идёт волна, сменяется другой.
Горит луна в серебряной оправе.
И слышу я, как маятник живой
Зовёт меня на дальней переправе.
Волна идёт ко мне из под небес,
Колышет ветер ветхое жилище.
А я плюю на серый волнорез,
Пугаю чаек чёрным сапожищем.
Я грубиян, похабник и подлец.
И без тебя я сгинул бы, в итоге.
Не знаю чей, но, все-таки жилец,
Топчу года, как нищий на пороге.
А моря шум, и призраки его
Перебирают галечные чётки.
Им дела нет до тела моего,
И до моей конечной остановки.
А я пленён навек его волной,
Которой нет в прообразе начала.
Она плюётся пеной подо мной,
Как эпилептик южного причала.
И пусть я груб в сравнении, зато
Всё под рукой доподлинно правдиво.
Стою один в распахнутом пальто,
Как для волны бушующей нажива.

Фрегат

После штиля грустил молодой капитан,
Словно чувствовал сердцем ребячьим,
Что суровый, солёный, как кровь океан
Поломает нам судьбы как мачты…
Курс на юг отменён — начинается шторм.
Этот штиль затянулся недаром.
И стихия один на один с кораблём —
Поединок с известным финалом.
Солью брызнуло нам по усталым глазам,
И поплыл горизонт вертикально.
И не дьявол зовёт, то гудит океан,
Разгоняя потоки батально.
Ветры лижут бока от ребра до ребра,
Стонет трюм погибающим зверем.
Но мы верим лишь только в благие ветра,
В остальные не капли не верим.
Бьёт волну наугад одинокий фрегат,
Раскисая на старых мозолях.
Вместе с кожей уходит под воду канат,
Оставляя нам кровь на ладонях.
«Человек за бортом!», мы поможем потом,
Нам бы только дойти до штурвала.
Разбросало нас словно под зрелым вином,
Догнало, и опять разбросало.
Наши судьбы едины под этим дождём,
Но судьбу о пощаде не просим.
Если надо — уйдём мы на дно с кораблём,
И тебя, капитан, мы не бросим!
Нам ли горя не знать, нам ли песен не петь?
Эти шрамы расскажут о многом.
Приходилось не раз в этой бездне кипеть,
И не раз выплывать перед Богом.
Проклиная судьбу мы уходим ко дну.
«Отпустите, матросы, канаты!
Не к чему горевать и грустить не к чему,
Есть другие на свете фрегаты».
Но никто не послушал тебя, капитан.
Обещали, а значит не бросим!
Разевай свою пасть посильней, океан,
И встречай благородных матросов!
После шторма грустил голубой океан,
Шелестя пеной волн от наката.
А на чёрный песок грудью лёг капитан,
Под скелетом родного фрегата…

Один

Пожелтела листва. Холода.
Я по парку гуляю один.
Позади у меня — ни следа.
Всё сжигает осенний камин.
Я разбился на тысячи слов.
На десятки домов и квартир.
Но остался среди городов
Мой красивый, припудренный мир.
Режет ухо моё тишина,
И лениво зевает покой.
Я в тени и с бокалом вина
Поджидаю хромую с косой.
Я не стану другим никогда.
По-старинке шагаю один.
И меня избивают года,
Оставляя рубцы из морщин.
Оставляя дома и людей,
И не мало разбитых сердец.
Сотни улиц, полей и аллей,
Приближая весёлый конец.
Не грусти, моя милая мать,
Эта песня — не мрачный итог.
Просто я умудрился впитать
Всю печаль деревенских дорог.
Я хотел разобраться в себе.
Но чем дальше я в дебри иду,
Тем страшнее на узкой тропе,
Тем крикливей вороны в саду.
Я сегодня чертовски устал.
И слетел на пустырь с тетивы.
Мне не нужен ни чей пьедестал,
Ни корона с чужой головы.
Мне бы в пору семейный очаг,
И надежных друзей за спиной.
Но я жду, как элитный коньяк,
Благородный дубовый настой.
Не прождать бы до редких седин,
Когда в небе потухнет звезда.
Я гуляю по парку один,
А за мной — ни пути, ни следа.

На краю

Помню я родные дали.
Знаю я, что боль уйдёт.
Сердце из чугунной стали
Не лукавит, не поёт.
Не цветёт лицо улыбкой,
Не тревожат душу мне
Ни луга, с дорогой зыбкой,
Ни закат в моём окне.
Я луной любуюсь только.
Она мне дороже тех,
С кем я жался на попойках
Для забавы, для утех.
Плачет иволга ночная,
Дремлет старый кипарис.
Я ходил вдали от края,
Но сейчас на нём повис.
Промотал я жизнь в угаре.
Бес попутал, или чёрт.
Сердце из чугунной стали
Не тоскует, не поёт.

Юг

Шумит волна заманчиво и нежно.
Листает дни проклятый календарь.
Ещё вчера, так холодно и снежно
Дышал в окно узорами январь.
Ещё вчера я грелся в «Метрополе».
Мне снился пляж, и сладкое вино.
Ну а сейчас, чтобы увидеть море,
Мне нужно просто выглянуть в окно.
Крадется вечер на кошачьих лапах.
Пустует двор, сгущается мороз.
И город весь мне источает запах
Твоих насквозь прокуренных волос.
Мы в это лето прожили не мало.
На юге лето, это целый век.
Давай с тобой попробуем сначала:
Пустынный пляж, игристое malbec.
Шумит волна, и никаких событий,
Лишь синева с отлитым серебром.
И мысли вьются в диалогов нити,
Как виноградная лоза на дом.
Я переменчив к слабости, но всё же
Ты на меня не злись, и не ревнуй.
Я каждой порой чувствую на коже
Твой тихий взгляд, как нежный поцелуй.
И я живу, я чувствую, и вижу,
Не сомневаясь в этом ни на чуть,
Как чёрной ночью, через эту крышу
Нам светят звёзды, падая на грудь.
И я держу в руке твоё запястье.
Твой пульс стучит как маленький родник.
Быть может в том и заключалось счастье,
Чтоб озарить этот прекрасный миг?
Но одиноко догорает вечер.
И заполняет мысли пустота.
Пушинкой облако легло на плечи
Могучего кавказского хребта.
Вздыхают пальмы томно у причала.
На небе месяц розовый повис.
И в тишине безлюдного квартала
Уснул в дыму курчавый кипарис.
И мне тепло от тех воспоминаний,
Что город сей так преданно хранит.

Рекомендуем почитать
Детства высокий полет

В книге подобраны басни и стихи – поэтическое самовыражение детей в возрасте от 6 до 16 лет, сумевших «довести ум до состояния поэзии» и подарить «радости живущим» на планете Россия. Юные дарования – школьники лицея №22 «Надежда Сибири». Поколение юношей и девушек «кипящих», крылья которым даны, чтобы исполнить искренней души полет. Украшением книги является прелестная сказка девочки Арины – принцессы Сада.


Выбор

Все мы рано или поздно встаем перед выбором. Кто-то боится серьезных решений, а кто-то бесстрашно шагает в будущее… Здесь вы найдете не одну историю о людях, которые смело сделали выбор. Это уникальный сборник произведений, заставляющих задуматься о простых вещах и найти ответы на самые важные вопросы жизни.


Куклу зовут Рейзл

Владимир Матлин многолик, как и его проза. Адвокат, исколесивший множество советских лагерей, сценарист «Центрнаучфильма», грузчик, но уже в США, и, наконец, ведущий «Голоса Америки» — более 20 лет. Его рассказы были опубликованы сначала в Америке, а в последние годы выходили и в России. Это увлекательная мозаика сюжетов, характеров, мест: Москва 50-х, современная Венеция, Бруклин сто лет назад… Польский эмигрант, нью-йоркский жиголо, еврейский студент… Лаконичный язык, цельные и узнаваемые образы, ирония и лёгкая грусть — Владимир Матлин не поучает и не философствует.


Красная камелия в снегу

Владимир Матлин родился в 1931 году в Узбекистане, но всю жизнь до эмиграции прожил в Москве. Окончил юридический институт, работал адвокатом. Юриспруденцию оставил для журналистики и кино. Семнадцать лет работал на киностудии «Центрнаучфильм» редактором и сценаристом. Эмигрировал в Америку в 1973 году. Более двадцати лет проработал на радиостанции «Голос Америки», где вел ряд тематических программ под псевдонимом Владимир Мартин. Литературным творчеством занимается всю жизнь. Живет в пригороде Вашингтона.


Дырка от бублика 2. Байки о вкусной и здоровой жизни

А началось с того, что то ли во сне, то ли наяву, то ли через сон в явь или через явь в сон, но я встретился со своим двойником, и уже оба мы – с удивительным Богом в виде дырки от бублика. «Дырка» и перенесла нас посредством универсальной молитвы «Отче наш» в последнюю стадию извращенного социалистического прошлого. Там мы, слившись со своими героями уже не на бумаге, а в реальности, пережили еще раз ряд удовольствий и неудовольствий, которые всегда и все благо, потому что это – жизнь!


Романс о великих снегах

Рассказы известного сибирского писателя Николая Гайдука – о добром и светлом, о весёлом и грустном. Здесь читатель найдёт рассказы о любви и преданности, рассказы, в которых автор исследует природу жестокого современного мира, ломающего судьбу человека. А, в общем, для ценителей русского слова книга Николая Гайдука будет прекрасным подарком, исполненным в духе современной классической прозы.«Господи, даже не верится, что осталась такая красота русского языка!» – так отзываются о творчество автора. А вот что когда-то сказал Валентин Курбатов, один из ведущих российских критиков: «Для Николая Гайдука характерна пьянящая музыка простора и слова».