Стихоритмия - [4]

И тишина, и мрак зыбучий,

И в чёрной, неприглядной куче

Лежат покойники теней.

Люблю я ночь, и что скрывать,

Люблю ночами мучать слово.

Оно всегда терпеть готово

Вином залитую тетрадь.

И верю я, в потоке дней,

Быть может, вспомнят ненароком

Мои измученные строки,

Пока не слёг я в мрак теней.

Город

В мой зрачок помещается город

С одиночеством шумной толпы.

И преследует мраморный холод

От парадной до Невской губы.

Облака как бетонные плиты

Разбросало на тысячи вёрст.

Их дороги дождями размыты,

Как слезами в поминки погост.

Я не стар, но уже и не молод.

Память строит надёжный оплот.

Мне достался простуженный город

Трёхсотлетних прокисших болот.

И в затравленном городе этом,

Шерстяное накинув пальто,

Бродит где-то забытое лето,

Как тоннельные ветры метро.

А когда этот город разложит

Штабелями нас в чёрный барак,

Разобью я об облако рожу,

Как под лёд угодивший рыбак.

Монолог

Скулы выбиты, кожей стянуты,

Сотни лет уже неизменные.

Я живу себе сном обматутый,

Годы лучшие все разменяны.

И в груди моей, в поле маковом

Росы белые, зори алые.

И никем в любви не оплаканный,

Годы бурные — воды талые.

Воды талые — реки быстрые,

Берега в пути снова новые.

Память в копоти, мысли чистые,

Песни мрачные — дети кровные.

И покуда жив, буду я просить

У судьбы своей, как на паперти.

Чтобы мог писать, да счастливым быть,

Заливать вином белы скатерти.

Ни о чём другом не могу просить,

Всё дала мне мать с воспитанием.

Как достойно жить, и страну любить

Полной грудью чтоб, с придыханием.

Холодно

Закрой окно, мне дует из него.

Зима близка, её шаги за дверью.

В моей душе сугробы намело,

Я ничего не вижу, и не внемлю

Твоим словам. Всё ложь.

Кругом обман и пьянство.

И ты меня напрасно не тревожь

В моём убранстве.

Мне хорошо в уютной тишине

Под этим тёплым, приглушённым светом.

А если тесно мыслям в голове,

Бумага терпит всё. И в этом

Она намного превосходит нас.

«А ночь сегодня холодна…»

А ночь сегодня холодна,

И завораживает город.

Один, дворами, до темна

Брожу. И мне не нужен повод,

Чтоб лишний раз пройти к Неве,

Взглянуть на бледно-рыжий остров.

И, может, вспомнить о тебе,

Так ненавязчиво, так просто.

Месяц

Месяц блестит рогами,

Милый, небесный плуг:

«Ты, со своими стихами

Выглядишь глупо, друг.

Пьёшь, говорят, ужасно.

Совесть продал за грош.

Вымазал душу в сажу,

Как одинокий бомж.

Юность твоя красиво

Мимо тебя прошла.

Ты холостой детина,

И ни кола, ни двора.

Брось ты свои куплеты.

Делом займись, глупец.

Слово куют поэты

В кузне своих сердец.

Я не смеюсь, а плачу.

Милый, не ври себе.

Ты, как худая кляча,

Да при чужом дворе».

Осень раздела рощу.

Сыпет пушистый снег.

Я наблюдаю проще

Жизни суровой бег.

Мне ничего не надо.

Разве что вечный май.

Эхом в моей парадной

Стонет старик февраль.

Знаю, что я не гений,

Знаю мечты предел.

Много людей и мнений,

Мало толковых дел.

В эту седую стужу

В доме моём покой.

Ноги не трут о душу,

Рожу не бьют в пивной.

Я не роняю стопки,

И не лежу на дне.

Горе не тонет в водке,

Радости нет в вине.

Тянет немного к дому.

Тополь мой редкий сник.

Грустно жуёт солому

В старом сарае бык.

Всё это мне родное,

Всё это близко мне.

Я не хочу былое

Камнем топить в Неве.

Я не хочу в досадный

Жизни уткнуться край.

Эхом в моей парадной

Плачет кудрявый май.

Тебе

Тебе, из глубины, оттуда,

Где вдох рождается,

И сердца стук.

Всё о тебе, и я повсюду,

Как идиот, ложиться буду

Под твой заточенный каблук.

Скрывают ночью занавески

Мой Ленинград.

Ты рада выбраться на Невский,

И я бы рад.

Мне без тебя темно и дико.

Вся жизнь по полкам, наизусть.

И под ребро ныряет пикой,

Как в масло нож, дурная грусть.

Прижмусь к тебе стальною хваткой,

Как монумент сдавлю вокруг.

Пусть сотрясётся лихорадкой

В погибель жёлтый Петербург!

Пусть всё окутает метелью

В кристальный лёд, средь бела дня.

Пусть всё провалится под землю

Вокруг тебя.

Пестрит огнями рыжий Невский

Который год.

Там азиатско-европейский

Смешной народ.

Там сотни судеб монотонно

Текут рекой.

И окна смотрят изумлённо,

На нас с тобой.

И кто бы знал, что в этом теле,

Во мрачном теле, как погост,

Лишь для тебя одной горели

Сто тысяч миллиардов звёзд.

Письмо

Лицо твоё — луны фарфор,

И тонких губ осенний холод.

Я обыскал вечерний город,

Но не нашёл тебя в упор.

Пусть те же тучи над Невой,

Всё те же реки и каналы,

Мосты, старинные кварталы,

Но ты сегодня не со мной.

Один я в Северной столице,

Луна порхает, словно моль.

Пойми, всё множится на ноль

Без пульса на твоей деснице.

Пусть ты наивна и проста,

Чиста, как утренняя заводь.

Прими, как ласковую память,

Мой стих с осеннего листа.

Я буду жить в тебе строкой,

Пусть это глупо и ничтожно,

Но по-другому невозможно

Побыть наедине с тобой.

И что-то мне напомнит вдруг,

Что эта жизнь — игра в слова.

В тебе горит твоя Москва,

Во мне рыдает Петербург.

Но между тем, любовь моя

Прольется вновь янтарным светом.

Как осень, жалобным сонетом,

Обнимет рощи, и поля.

И в осень бледная луна

Твоё лицо напомнит снова.

Как всё доподлинно знакомо,

В тот час, когда ты так нужна.

Синий вечер

Синий вечер в реке утопился.

Охладела горячая кровь.

Снова пятница, снова напился,

Снова где-то ударил бровь.

Старый клен осыпается медный,

Отшумел он свой век, и пусть.

Я люблю этот месяц бледный.

Мне близка его тихая грусть.

Он глядит далеко и вечно,

Видит речку мою и луг.

Если можешь, прошу сердечно —