Стихийный сон - [122]

Я уныло посмотрела на круги, взглянула на почерк, который был поразительно похож на мой. Крыса писала про какие-то ориентиры, отмечая их жирными крестами.

– Я спросил ее, могу ли я ей чем –то помочь… Я предложил ей не делать глупостей и выйти из круга… Я предлагал ей помощь, защиту, деньги, но она отказалась, – начал Феникс, но я при свете костра пыталась разобрать знакомый почерк. Странно, не когда другой человек пишет твоим почерком, ведь написать можно все что угодно. Страшно, когда мысли и чувства совпадают… Или совпадали…

«Я – ошибка природы, я – дым без огня… Я – просто Крыса, которая забилась в свою нору и существует в ней всю свою жизнь. Я живу в самом худшем из миров, хотя других никогда не видела… И я бы давно наложила на себя руки, если бы не моя кровь. Кровь, которая течет в моих жилах – ключ от города. Мой предок строил Башню Надежды и верил, что спасет тысячи людей. Все, что осталось от него –записи, которые передавались из поколения в поколение и кровь, текущая в моих жилах.. Феникс, если у тебя все еще остались сомнения, то я скажу, что моему телу нужна сильная душа… Не такая, как у меня… Очень-очень сильная. Та, которая сможет жить, не смотря ни на что. Та, которая сможет сражаться, даже если бой уже проигран. Сохрани мое тело, дай ему новую душу. И скажи, что я – Элесса, дарю ему (зачеркнуто) ей свое тело и свою кровь. Феникс, ты – мое солнце… Ты никогда не замечал меня в толпе, никогда не смотрел на меня, а я смотрела каждый твой бой, переживала за тебя, часто думала о тебе и мечтала. Если бы не твой лучик света, то моя жизнь стала бы мраком. Извини, что я прошу тебя так поступить. Но когда кто-то тебе очень дорог, пусть даже он об этом не догадывается, ты желаешь ему всего самого лучшего… Элесса»

Я еще раз перечитала, вглядываясь в поплывшие буквы. Мне показалось, что тот, кто писал это – плакал. Я прямо видела, как слезы капают на бумагу, оставляя чернильные разводы. И мне самой стало грустно-грустно.

– То есть, получается, что ты как–то сделал, что душа Элессы исчезла, а вместо нее появилась я? – задумчиво спросила я, снова и снова перечитывая зацепившую фразу :«ты – мое солнце». – Она тебя любила… Очень сильно…

– Есть заклинание, которое не доступно рядовым магам. Оно позволяет убить душу, призвать на ее место другую. Тело изменяется внешне, тебе становятся доступны навыки твоего предшественника. У Крысы были карие глаза и каштановые волосы, если тебе интересно,– вздохнул Феникс, отворачиваясь. – Так что я виноват в том, что ты оказалась здесь. Готов понести заслуженное наказание.

Я молчала, понимая, что сказать нечего. Набрасываться с кулаками нападок, избивать обидными словами, отползать подальше и дуться в холодном углу, как мышь на крупу, я не буду. Обижаться нужно на ложь, но не на признание. Это такая редкость, когда человек просто берет и говорит правду, ставит под угрозу все, опускает голову и думает, что лучше бы он солгал… Я не понимаю героинь фильмов, которые с истерическими нотками душевнобольных начинают визгливо орать: «Значит, ты лгал мне все это время, а правду решил сказать только сейчас? Да как я могу вообще тебе верить? Да ты – мерзавец, подлец! Не подходи ко мне! Между нами все кончено!». Человек сказал правду не для того, чтобы испортить отношения, а потому, что ценит их. Правда – это знак уважения, какой бы горькой она не была.

– Мне горько, – прошептала я, пытаясь проглотить чужую правду. Такое чувство, что это – неприятная таблетка, которую не нужно рассасывать. Она тает во рту, мерзкая, противная, но стоит сделать над собой усилие, и ты поймешь, что ее нужно было просто проглотить.

Ко мне наклонились и поцеловали в губы.

– Мне тоже очень и очень горько… – прошептал Феникс, беря меня за подбородок и снова целуя. – Очень горько… Я хотел сказать тебе раньше, но боялся, что ты обидишься и уйдешь от меня.

Я сидела и молчала, глядя в темноту.

– Рыжик, почему ты молчишь? – тревожно спросил Феникс, прижимая меня к себе. – Мешочек горьких дум от чистосердечного признания решил со мной больше не разговаривать?

– Нет, все нормально, – усмехнулась я, хотя мой смех был больше похож на всхлип. – Я не обижаюсь на тебя. Потому, что ты – мое солнце. Даже сейчас мне тепло и светло от того, что ты рядом. Если мы поругаемся, обидимся друг на друга, то солнце, которое нас сейчас согревает – померкнет, а оно единственное меня греет. И в том мире, и в этом.… Спасибо, что сказал. Буду знать. Мне обидно, ведь на секунду мне показалось, что все, что между нами было – это фальшивая игра с твоей стороны, с целью держать меня на поводке. Но я не жалею. Ни о чем не жалею… Давай, если нам удастся выбраться, если мы наконец-то проснемся, но у нас с тобой вдруг ничего не получится, то …

В горле что-то сдавило.

– … ты подаришь мне ребенка. Я не буду просить ни алиментов, ни помощи… Не буду запрещать тебе видеться с ним, не стану рассказывать, как это делают некоторые мамаши, что: «твой папа – сволочь». Нет. Я буду просто любить этого ребенка больше жизни… Он станет моим маленьким смыслом, маленьким солнышком, которое будет мне улыбаться, которое я буду брать на руки, целовать и обнимать. Он будет называть меня мамой, а я буду счастлива. Я буду самой счастливой женщиной на свете. И никому-никому не отдам моего малыша. Надо будет – устроюсь на две работы, надо – возьму подработку, но мой ребенок будет одет, обут, накормлен … У него будут самые красивые игрушки… Я все для него сделаю…