Стихи - [23]

Трепещут все сердца с его улыбкой властной;

Он — ужас, гибель, злоба, смерть и кровь;

Он — мир, порядок, сила и любовь!

В нем тайна воли одинокой,

Кующей молоты великих дел, —

И, полон гордости, что знают дети рока,

Он кровью вечности ее запечатлел.

И вот он у столба распутья мирового,

Где старые пути иным рассечены,

Которым ринутся искатели иного

К блистательной заре неведомой весны!

Он тем уже велик, что отдается страсти,

Не думая, всей девственной душой,

Что сам не знает он своей последней власти

И молний, вверенных ему судьбой!

Да, он — загадка весь, с не найденным решеньем,

И с головы до ног он погружен в народ,

Что, целен и упрям, живет его движеньем

И с ним умрет.

И пусть, свершив свой путь, пройдя подобно грому,

Исчезнет он с земли в день празднеств иль стыда,

И пусть шумит за ним иль слава, иль вражда,

Пусть новый час принадлежит другому!

Не до конца его друзья пошли

На пламенный призыв пророческого слова.

И если он исчез, то чтоб вернуться снова!

Его душа была в грядущем, там, вдали,

В просторах моря золотого.

Отлив, пришедший в свой черед,

Ее на дне не погребет!

Его былая мощь сверкает в океане,

Как искр бессчетность на волнах,

И в плоть и кровь вошел огонь его мечтаний,

И истины его — теперь во всех сердцах!

Перевод В. Брюсова

Банкир

Он — в кресле выцветшем, угрюмый, неизменный,

Немного сгорбленный; порывистым пером

Он пишет за своим заваленным столом,

Но мыслью он не здесь — там, на краю вселенной!

Пред ним Батавия[14], Коломбо и Капштадт,

Индийский океан и гавани Китая,

Где корабли его, моря пересекая,

То с бурей борются, то к пристани спешат.

Пред ним те станции, что строил он в пустынях,

Те иглы рельс стальных, что он в песках провел

По странам золота и драгоценных смол,

Где солнце властвует в просторах слишком синих;

Пред ним покорный круг фонтанов нефтяных,

И шахты темные его богатых копей,

И звон его контор, знакомых всей Европе,

Звон, что пьянит, зовет, живет в умах людских;

Пред ним властители народов, побежденных

Его влиянием: он может их рубеж

Расширить, иль стеснить, иль бросить их в мятеж

По прихоти своих расчетов потаенных;

Пред ним и та война, что в городах земных

Он, как король, ведет без выстрелов и дыма,

Зубами мертвых цифр грызя неутомимо

Кровавые узлы загадок роковых.

И, в кресле выцветшем, угрюмый, неизменный,

Порывисто чертя узоры беглых строк,

Своим хотением он подчиняет рок, —

И белый ужас в рог трубит по всей вселенной!

О, золото, что он сбирает в разных странах, —

И в городах, безумствующих, пьяных,

И в селах, изнывающих в труде,

И в свете солнечном, и в воздухе — везде!

О, золото. крылатое, о, золото парящее!

О, золото несытое, жестокое и мстящее!

О, золото лучистое, сквозь темный вихрь горящее!

О, золото живое,

Лукавое, глухое!

О, золото, что порами нужды

Бессонно пьет земля с Востока до Заката!

О, злато древнее, краса земной руды,

О вы, куски надежд и солнца! Злато! Злато!

Чем он владеет, он не знает.

Быть может, башни превышает

Гора накопленных монет!

Но все холодный, одинокий,

Он, как добычу долгих лет,

С какой бы радостью глубокой

Небес охране вековой

Доверил самый шар земной!

Толпа его клянет, и все ему покорны,

Ему завидуя. Стоит он, как мечта.

Всемирная алчба, сердец пожар упорный

Сжигает души всех, его ж душа — пуста.

И если он кого обманет, что за дело!

Назавтра тот к нему стучится вновь несмело.

Его могущество, как ток нагорных вод,

С собой влечет в водоворот

(Как камни, листья и растенья)

Имущества, богатства, сбереженья

И малые гроши,

Которые в тиши

Копили бедняки в поту изнеможенья.

Так, подавляя все Ньягарами своей

Растущей силы, он, сутулый и угрюмый,

Над грудами счетов весь погружаясь в думы,

Решает судьбы царств и участь королей.

Перевод В. Брюсова

Тиран

Блистательный тиран, чьей власти нет границ,

В чертоге, где, даря двусмысленный совет,

На пурпурную тень ложится солнца свет,

Как золото корон на пурпур багряниц,

Пирует, слушая восторженные клики,

И видит, как толпа ликует в исступленье

Лишь при одном его безмолвном появленье.

Им царства сметены, им свергнуты владыки,

Он когти обрубил народу, и когда

Пред ним, единственным, поверглись все во прах,

В пресыщенной душе он ощущает страх:

Увы, он одинок, отныне — навсегда.

Невольно он в раба преображает друга,

Любовь сжигает он своею жаркой славой,

Как бешеный вулкан, неукротимой лавой

Испепеляющий живую зелень луга.

Достигнутая им безлюдна высота,

И тщетно хочет он найти там божество.

Молчит усталое желание его,

И гордость алчная давно уже сыта.

Он отрицает сам себя. Злорадно плавит

Он слиток золотой своей огромной власти

На сумрачном огне жестокой, жгучей страсти

К ниспровержению того, что люди славят.

Однако ото всех он ужас прячет свой;

Он нем, как цитадель, где ночи напролет

Лишь эху собственных шагов внимает тот,

Чей плещется штандарт на башне угловой.

Священен он для всех. И кажется порою

Что лучезарная божественная сила

Его наполнила собой и окружила

Непостижимостью, как дерево — корою.

Но знает лишь небес всевидящая твердь,

Что часто по лесам блуждает он один,

По топким берегам обманчивых трясин,

Где плесень царствует и где таится смерть.

В болотах, где живут гонимые растенья,

В зловонных логовах, в местах, где боязливо

Цветут чертополох, терновник и крапива,