Стихи - [19]

И рассекли на половины

Деревню дряхлую стальные поезда.

И вещий глас мадонн в лесах исчез,

Среди деревьев замерший устало;

И ветхие святые с пьедестала

Упали в кладези чудес.

И все вокруг, как полые могилы,

Дотла расхищено, осквернено вконец,

И жалуется все, как брошенный мертвец,

Под вереском сырым рыдающий уныло.

Увы! Все кончено! Равнина умерла!

Зияют мертвых ферм раскрытые ворота.

Увы! Равнины нет: предсмертною икотой

В последний раз хрипят церквей колокола.

Перевод Ю. Левина

Статуя полководца

У скотобоен и казарм

Встает он, грозовой и красный,

Как молнией сверкая саблей ясной.

Лик медный, золотые — шлем, султан;

Всегда перед собой он видит битву, пьян

Непреходящей, дивной славы бредом.

Безумный взлет, исполненный огня,

Стремит вперед его коня —

К победам.

Как пламя пролетает он,

Охватывая небосклон;

Его боится мир и прославляет.

Он за собой влечет, сливая их в мечте,

Народ свой, бога, воинов безумных;

И даже сонмы звезд бесшумных

Плывут ему вослед; и те,

Кто на него встает с грозой проклятий,

Глядят, застыв, на пламенные рати,

Чей вихрь зрачки их напоил.

Он весь — расчет и весь — взрыв буйных сил;

И двери гордости его несокрушимой

Железной волею хранимы.

Он верит лишь в себя, все остальное — прах!

Плач, стоны, пиршества из пламени и крови,

Что непрерывно тянутся в веках.

Он — словно гордой смерти изваянье,

Что жизнь горящую, из золота и гроз,

Вдруг завершает, как завоеванье.

Он ни о чем, что сделал, не скорбит;

Лишь годы мчатся слишком скоро,

И на земле огромной нет простора.

Он — божество и бич;

И ветер, вкруг чела его легко летящий,

Касался лба богов с их молнией гремящей.

Он знает: он — гроза, и свой он знает жребий:

Упасть внезапно, рухнуть как скала,

Когда его звезда, безумна и светла,

Кристалл багряный, раздробится в небе.

У скотобоен и казарм

Встает он, грозовой и красный,

Как молнией сверкая саблей ясной

Перевод Г. Шенгели

Статуя буржуа

Он глыбой бронзовой стоит в молчанье гордом.

Упрямы челюсти и выпячен живот,

Кулак такой, что с ног противника собьет,

А страх и ненависть на лбу застыли твердом.

На площади — дворцы холодные; она,

Как воля жесткая его, прямоугольна.

Высматривает он угрюмо, недовольно,

Не брезжит ли зарей грядущая весна?

Понадобился он для рокового дела,

Случайный ставленник каких-то темных сил,

И в сумрачном вчера успешно задушил

То завтра, что уже сверкало и звенело.

Был гнев его для всех единственный закон

В те дни; ему тогда бряцали на кимвалах,

И успокаивал трусливых и усталых

Порядок мертвенный, который строил он.

Как мастер, опытный в искусстве подавленья,

Он тигром нападал и крался, как шакал,

А если он высот порою достигал, —

То были мрачные высоты преступленья.

Сумев закон, престол, мошну свою спасти,

Он заговоры стал придумывать, чтоб ложной

Опасностью пугать, чтоб ныне было можно

У вольной жизни лечь преградой на пути.

И вот на площади, над серой мостовою

Он, властный, и крутой, и злобствующий, встал,

И защищать готов протянутой рукою

На денежный сундук похожий пьедестал.

Перевод Н. Рыковой

Восстание

Вся улица — водоворот шагов,

Тел, плеч и рук, к безумию воздетых, —

Как бы летит.

Ее порыв и зов

С надеждою, со злобой слит.

Вся улица — в закатных алых светах,

Вся улица — в сиянье золотом.

И встала смерть

В набате, расколовшем твердь;

Да, смерть — в мечтах, клокочущих кругом,

В огнях, в штыках,

В безумных кликах;

И всюду — головы, как бы цветы, на пиках.

Икота пушек там и тут,

Тяжелых пушек кашель трудный

Считает плач и лай минут.

На башне ратуши, над площадью безлюдной,

Разбит ударом камня циферблат,

И не взывает времени набат

К сердцам решительным и пьяным

Толпы, объятой ураганом.

Гнев, руки яростно воздев,

Стоит на груде камней серых,—

Гнев, захлебнувшийся в химерах,

Безудержный, кровавый гнев.

И, задыхающийся, бледный,

Победный,

Он знает, что его мгновенный бред

Нужней, чем сотни сотен лет

Томительного ожиданья.

Все стародавние мечтанья,

Все, что провидели в годах

Могучие умы, что билось

Плененным пламенем в глазах,

Все, что, как тайный сок, клубилось

В сердцах, —

Все воплотилось

В несчетности вооруженных рук,

Что сплавили свой гнев с металлом сил и мук.

То праздник крови, чей циклон

Несет сквозь ужас строй знамен.

И красные проходят люди

По мертвецам, лежавшим в общей груде;

Солдаты, касками блестя,

Не зная более, где правый, где неправый,

Уставши слушаться, как бы шутя,

Лениво атакуют величавый

И полный сил народ,

Желающий осуществить все бреды

И брызнуть в темный небосвод

Кровавым золотом победы.

Убить, чтобы творить и воскрешать!

Как ненасытная природа,

Зубами впиться в цель,

Глотая дня безумный хмель:

Убить, убитым быть для жизни, для народа!

Дома пылают и мосты,

Как замки крови в сердце темноты;

До дна вода в задумчивых каналах

Блистает в отраженьях дымно-алых;

Позолочённых башен ряд

Тенями беглыми переграждает град;

Персты огня в ночной тени

Взметают золотые головни,

И горны крыш безумными прыжками

Мятутся вне себя под облаками.

Расстрелы и пальба!

Смерть механической стрельбой,

Прерывистою и сухой,

Валит вдоль стен на перекрестках

Тела, что стынут в корчах жестких;

Как баррикады — груды их;

Свинец господствует на площадях немых,

И трупы, что картечь разъяла на лохмотья.

Зияют в небеса растерзанною плотью,

И в пляске фантастических зарниц