Заткнись же, Катулл,
разве твоему стынущему от холода слову
и твоей клацающей пасти
под силу спрятать от мира следы
сладострасти сей буйной парочки?
Что, так и останешься сидеть в постели,
скрывая пятна до конца своих дней?
Или, может, Катулл, сдашь простыни в химчистку,
попросишь ту кривоногую шлюшку из прачки
смыть следы?
Какой цепью событий ты будешь греметь?
А высохшая сперма, Катулл,
неужели ты будешь делать вид,
что это зубная паста на простынях?
Старый дурень, черт возьми, довольно,
не теряй хотя бы это лицо,
выветри запах рыбы,
продай все ненужное, чтобы написать эти строки,
и уходи.
И все же, Катулл, ты вожделеешь и изнываешь,
как пес от запаха хозяйки в ноздрях,
и любишь ее больше, чем когда-либо.
Но что ты любишь?
Всего лишь холодную маленькую тень,
которую пинаешь перед собой день ото дня.
А каждый день — длиною в годы,
Апрель-апрель… обманули дурака.
