Стихи - [3]

Ведь не остался даже пес.

Но здесь не дым от папирос —

                Душа осталась.

Не зря веревочка вилась

В его руках, не зря плелась.

Ведь знала, что придет ей час

                В петлю завиться.

Незнамо где — в жаре, в песке,

В святой земле, в глухой тоске,

Она повисла на крюке

                Самоубийцы.

А память вьет иной шнурок,

Шнурок, который как зарок —

Вернуться в мир или в мирок

                Тот, бесшабашный, —

К опалихинским галдежам,

Чтобы он снова в дом вбежал,

Внося с собой мороз и жар,

                И дым табачный.

Своей нечесаной башкой

В шапчонке чисто бунтовской

Он вламывался со строкой

                Заместо клича —

В застолье и с налета — в спор,

И доводам наперекор

Напропалую пер, в прибор

                Окурки тыча.

Он мчался, голову сломя,

Врезаясь в рифмы и в слова,

И словно молния со лба

                Его слетала.

Он был порывом к мятежу,

Но все-таки, как я сужу,

Наверно не про ту дежу

                Была опара.

Он создан был не восставать,

Он был назначен воздавать,

Он был назначен целовать

                Плечо пророка.

Меньшой при снятии с креста,

Он должен был разжать уста,

Чтоб явной стала простота

                Сего урока.

Сам знал он, перед чем в долгу!

Но в толчее и на торгу

Бессмертием назвал молву.

                (Однако, в скобках!)

И тут уж надо вспомнить, как

В его мозгу клубился мрак

И как он взял судьбу в кулак

                И бросил, скомкав.

Убившему себя рукой

Своею собственной, тоской

Своею собственной — покой

                И мир навеки.

За все, чем был он — исполать.

А остальному отпылать

Помог застенчивый палач —

                Очкарь в аптеке.

За подвиг чести нет наград.

А уж небесный вертоград

Сужден лишь тем, чья плоть, сквозь ад

                Пройдя, окрепла.

Но кто б ему наколдовал

Баланду и лесоповал,

Чтобы он голову совал

                В родное пекло.

И все-таки страшней теперь

Жалеть невольника потерь!

Ведь за его плечами тень

                Страшней неволи

Стояла. И лечить недуг

Брались окно, и нож, и крюк,

И, ощетинившись вокруг,

                Глаза кололи.

Он в шахматы сыграл. С людьми

В последний раз сыграл в ладьи.

Партнера выпроводил. И

                Без колебанья,

Без индульгенций — канул вниз,

Где все веревочки сплелись

И затянулись в узел близ

                Его дыханья…

В стране, где каждый на счету,

Познав судьбы своей тщету,

Он из столпов ушел в щепу.

                Но без обмана.

Оттуда не тянул руки,

Чтобы спасать нас, вопреки

Евангелию от Лухи

                И Иоанна.

Когда преодолен рубеж,

Без преувеличенья, без

Превозношенья до небес

                Хочу проститься.

Ведь я не о своей туге,

Не о талантах и т. п. —

Я плачу просто о тебе,

                Самоубийца.

ДНЕВНИК

Листаю жизнь свою,

Где радуюсь и пью,

Люблю и негодую.

И в ус себе не дую.

Листаю жизнь свою,

Где плачу и пою,

Счастливый по природе

При всяческой погоде.

Листаю жизнь свою,

Где говорю шутейно

И с залетейской тенью,

И с ангелом в раю.

РЕАНИМАЦИЯ

Я слышал так: когда в бессильном теле

Порвутся стропы и отпустят дух,

Он будет плавать около постели

И воплотится в зрение и слух.

(А врач бессильно разведет руками.

И даже слова не проговорит.

И глянет близорукими очками

Туда, в окно, где желтый свет горит.)

И нашу плоть увидит наше зренье,

И чуткий слух услышит голоса.

Но все, что есть в больничном отделенье,

Нас будет мучить только полчаса.

Страшней всего свое существованье

Увидеть в освещенье неземном.

И это будет первое познапье,

Где времени не молкнет метроном.

Но вдруг начнет гудеть легко и ровно,

Уже не в нас, а где-то по себе,

И нашу душу засосет, подобно

Аэродинамической трубе.

И там, вдали, у гробового входа,

Какой-то вещий свет на нас лия,

Забрезжит вдруг всезнанье, и свобода,

И вечность, и полет небытия.

Но молодой реаниматор Саня

Решит бороться с бездной и судьбой

И примется, над мертвецом шаманя,

Приманивать обратно дух живой.

Из капельниц он в нас вольет мирское,

Введет нам в жилы животворный яд.

Зачем из сфер всезнанья и покоя

Мы все же возвращаемся назад?

Какой-то ужас есть в познанье света,

В существованье без мирских забот.

Какой-то страх в познании завета.

И этот ужас к жизни призовет.

…Но если не захочет возвратиться

Душа, усилье медиков — ничто.

Она куда-то улетит, как птица,

На дальнее, на новое гнездо.

И молодой реаниматор Саня

Устало скажет: "Не произошло!"

И глянет в окна, где под небесами

Заря горит свободно и светло.

БЕССОННИЦА

Я разлюбил себя. Тоскую

От неприязни к бытию.

Кляну и плоть свою людскую,

И душу бренную свою.

Когда-то погружался в сон

Я, словно в воду, бед не чая.

Теперь рассветный час встречаю,

Бессонницею обнесен.

Она стоит вокруг, стоглаза,

И сыплет в очи горсть песка.

От смутного ее рассказа

На сердце смертная тоска.

И я не сплю — не от боязни,

Что утром не открою глаз.

Лишь чувством острой неприязни

К себе — встречаю ранний час.

" Пусть нас увидят без возни, "

Пусть нас увидят без возни,

Без козней, розни и надсады,

Тогда и скажется: "Они

Из поздней пушкинской плеяды".

Я нас возвысить не хочу.

Мы — послушники ясновидца…

Пока в России Пушкин длится,

Метелям не задуть свечу.

" Зачем за жалкие слова "

Зачем за жалкие слова

Я отдал все без колебаний —

И золотые острова,

И вольность молодости ранней!