Стихи - [19]

Шрифт
Интервал

И в чаще с отзвуками гас.
И смертный час не обозначен,
И гибель дальше, чем сейчас…

1957

" Приходили ко мне советчики "

Приходили ко мне советчики
И советовали, как мне быть.
Но не звал я к себе советчиков
И не спрашивал, как мне быть.
Тот советовал мне уехать,
Тот советовал мне остаться,
Тот советовал влюбиться,
Тот советовал мне расстаться.
А глаза у них были круглые,
Совершенно как у лещей,
И шатались они по комнатам,
Перетрогали сто вещей:
Лезли в стол, открывали ящики,
В кухне лопали со сковород.
Ах уж эти мне душеприказчики,
Что за странный они народ!
Лупоглазые, словно лещики,
Собирались они гурьбой,
И советовали мне советчики,
И советовались между собой.
Ах вы, лещики мои рыбочки,
Вы, пескарики-голавли!
Ах спасибо вам, ах спасибочки,
Вы мне здорово помогли!

" Я в этой жизни милой "

    Я в этой жизни милой
    Изведал все пути.
    Господь меня помилуй,
    Господь меня прости!
    Господь меня прости!
Но суеты унылой
Не смог я побороть
Господь меня помилуй,
Прости меня, Господь!
Прости меня, Господь!
    Случалось в жизни, Боже,
    Служил я злу и лжи.
    Суди меня построже,
    Суди и накажи.
    Суди и накажи.
Я в этой жизни, Боже,
Изведал все пути.
Суди меня построже,
Суди… И все ж прости.
Ты все ж меня прости.

" Не кажется ли, что наивней "

Не кажется ли, что наивней
я был всего лишь год назад,
когда в громаду поздних ливней
вошел огромный листопад.
И с ним каких-то чувств громады,
и с ним растерянность, дабы
рождалось чувство листопада,
как оголение судьбы.

" Дождь пришел в городские кварталы, "

Дождь пришел в городские кварталы,
мостовые блестят, как каналы,
отражаются в них огоньки,
светофоров цветные сигналы
и свободных такси светляки.
Тихо радуюсь. Не оттого ли,
что любви, и надежды, и боли
мне отведать сполна довелось,
что уже голова поредела
и уже настоящее дело
в эти годы во мне завелось.
И когда, словно с бука лесного,
страсть слетает — шальная листва,
обнажается первооснова,
голый ствол твоего существа,
открывается графика веток
на просторе осенних небес.

" А иногда в туманном освещенье "

А иногда в туманном освещенье
евангельский сюжет изображает клен —
сиянье, золотое облаченье,
и поворот лица, и головы наклон.
И, замерев, ты чувствуешь усладу
и с умиленьем ждешь своей судьбы.
И ждешь, чтоб месяц затеплил лампаду,
чтоб вознести молитвы и мольбы.

" Водил цыган медведя, "

Водил цыган медведя,
плясал его медведь,
а зрители-любители
ему бросали медь.
И девочка-цыганочка,
как вишенки зрачки,
ловила в звонкий бубен
монетки-пятачки.
А как она плясала —
плясала, как жила.
И ножками притопывала,
и плечиком вела.
Пляши, моя цыганочка,
под дождиком пляши,
пляши и для монетки,
а также для души.
В существованьи нашем
есть что-то и твое:
ради монетки пляшем —
и все ж не для нее.

" Тогда я был наивен, "

Тогда я был наивен,
не ведал, в чем есть толк.
Возьмите за пять гривен,
а если надо — в долг.
Тогда я был возвышен,
как всадник на коне.
Не знал, что десять пишем
и держим два в уме
Тогда я был не этим —
я был совсем другим.
Не знал, зачем мы светим
и почему горим.
Тогда я был прекрасен,
бездельник молодой.
Тогда не падал наземь
перед любой бедой.

" О, много ли надо земли "

О, много ли надо земли
для дома, для поля, для луга,
чтоб травами пела округа
и море шумело вдали?
О, много ли надо земли,
чтоб очи продрать на рассвете
и видеть как шумные дети
пускают в ручьях корабли,
чтоб в зарослях возле села
черемуха жарко дышала
и ветвь поцелуям мешала —
и все ж помешать не могла?
О, много ли надо земли
для тропки, проселка, дороги,
чтоб добрые псы без тревоги
дремали в нагретой пыли?
О, много ли надо земли
для истины, веры и права,
чтоб засека или застава
людей разделить не могли?

" Январь в слезах, февраль в дожде. Как усмотреть, "

Январь в слезах, февраль в дожде. Как усмотреть,
что будет так: январь в слезах, февраль в дожде.
А если утром из окошка поглядишь,
не угадать — когда живешь, когда и где.
Как разобраться нам в невнятице такой —
январь в слезах, февраль в дожде. Престранный год.
Уж не нарушился ли, как у нас с тобой,
на веки вечные времен круговорот.

" Милая жизнь! Протеканье времен, "

Милая жизнь! Протеканье времен,
медленное угасанье сада.
Вот уж ничем я не обременен.
Сказано слово, дописана сага.
                Кажется, все-таки что-то в нем есть —
                в медленном, в неотвратимом теченье, —
                может о вечности тайная весть
                и сопредельного мира свеченье.
Осень. уже улетели скворцы.
Ветер в деревьях звучит многострунно.
Грустно. Но именно в эти часы
так хорошо, одиноко, безумно.

" О Господи, конечно, все мы грешны, "

О Господи, конечно, все мы грешны,
живем, мельчась и мельтеша.
Но жаль, что, словно косточка в черешне,
затвердевает камешком душа.
Жаль, что ее смятенье слишком жестко,
что в нас бушуют кровь и плоть,
что грубого сомнения подростка
душа не в силах побороть.
И все затвердевает: руки — в слепок,
нога — в костыль и в маску — голова,
и, как рабыня в азиатских склепах,
одна душа живет едва-едва.

" Прекрасная пора — начало зимних дней, "

Прекрасная пора — начало зимних дней,
нет времени яснее и нежней.
Черно-зеленый лес с прожилками берез,
еще совсем сырой, мечтающий о снеге.
А на поле — снежок и чистый след колес:
еще в ходу не сани, а телеги.

Еще от автора Давид Самойлович Самойлов
Цыгановы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)


Мемуары. Переписка. Эссе

Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.


Избранное

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Струфиан

Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне.  Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.