Стихи - [116]

Вообще многое в литературных делах надоело. Какая-то унылость есть в нашем прогрессе. Но все же пусть будет он.

Писал какие-то стихи. В них обнаружил унылость и нравоучительность. Десять штук отдал в «Октябрь». Просят «Н[овый] мир», «Юность», «Аврора». С «Н[овым] миром» решил подождать.

Что у Вас? Как со здоровьем? Что с книгой об Анне Андреевне? Нет ли предложений издать ее здесь? Что с «Софьей Петровной» и «Спуском под воду»?

Недавно подумал, что мы с Вами знакомы уже больше тридцати лет. Значит, некуда нам друг от друга деваться.

Всегда думаю о Вас.

Позвоню, когда приеду. Привет Люше. И от Гали Вам привет.

Будьте здоровы.

Ваш Д.С.

С моим двухтомником, вроде бы, все в порядке. Есть договор, где обокрали меня на 10 000. Черт с ними. «Горсть» обещаются издать в конце года.

130. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову 23 февраля 1988

23/II 88

Дорогой Давид Самойлович.

Да, мы знаем друг друга 30 лет — и потому можем быть друг с другом откровенны.

Я — самый не театральный человек на свете. Мало того, что я невосприимчива к театру — я терпеть не могу актерского чтения стихов. (Я убеждена — актеры отучают людей понимать стихи. Ибо стихотворение самодостаточно, оно вовсе не нуждается в помощи «изобразителей».)

Поэтому я не судья Вашей инсценировке.

Из прозы Пастернака я люблю: «Детство Люверс», «Охранную грамоту» — безусловно — и, с некоторыми оговорками, «Живаго».

Надо ли превращать роман в драму? Сомневаюсь. В записанном мною вступлении к роману (которое Вы приводите, с которого Вы начинаете!) Пастернак утверждает, что форма развернутого театра в слове — это не драматургия, это и есть проза. Зачем же, для чего превращать найденную им форму театра в слове — в еще какую-то драматическую форму? Как это понять? Ведь это прямо противоречит убеждению автора, которого Вы инсценируете.

Я попробовала читать, и… оставила через несколько страниц. В романе вся линия Лары и Комаровского — неудачна. Мелодраматична. Здесь же мелодраматизм помножен (сценой) на еще один мелодраматизм — красотка стреляет в любовника! ах! — и уж совсем звучит нечто бульварное.

Я перестала читать дальше. С трудом урывая время, прочту в «Новом Мире»… «театр в слове» как сказал о романе Борис Леонидович. В слове прозаика, а не драматурга, режиссера, актера.

Бога ради, не считайтесь с моим мнением о проделанном Вами труде — в данном случае я — самый неподходящий судья. Я так же не смею судить об инсценировке — любой, — как о химическом препарате или математическом уравнении. Я попросту некомпетентна.

Далее. Сверила цитату из моей записи. Огорчилась кое-каким пропускам и присоединением записанного мною (очень законченного текста) к чему-то другому. Но в это я входить, вмешиваться не вправе… Пропускать, соединять — право сценариста. Однако текст и перепутан, хотя я посылала Вам верный текст. «Участки» превращены в «куски». «Проза раскололась на куски» — очень мило! Но это мелочь, а вот что я отдаю под Вашу личную, персональную ответственность:

Пастернак в конце говорит:

«В замысле у меня было дать прозу в моем понимании реалистическую, понять московскую жизнь, интеллигентскую, символистскую, но воплотить ее не как зарисовки, а как драму или трагедию».

И опять я читаю: «дать прозу реалистическую, символистскую»… То есть нечто противоположное мысли автора, который вовсе не считал реалистическую прозу — символистской. Он говорит «понять жизнь интеллигентскую, символистскую».

Итак, выбирайте из Пастерначьего вступления что хотите, но эту последнюю фразу дайте точно.

На всякий случай прилагаю точный текст.

Не сердитесь, ради Бога!

Черт побери, как Вы позволили обокрасть Вас на 10 тысяч! Что за свинство!

Буду ждать Ваших нравоучительно-унылых стихов.

Мои дела таковы: «Софья» вышла в № 2 журнала «Нева». Ее же плюс «Спуск под воду» собирается отдельной книжкой выпустить изд[атель]ство «Моск[овский] Рабочий». «Предсмертие» (о Цв[етаевой]) идет, кажется, в журнале «Горизонт». «Нева», кажется, собирается в 89-м году напечатать 1-й том «Записок об АА». Я же работаю над третьим — сквозь разнообразные шквалы и сердечные приступы.

Не хулиганьте — т. е., приехав, звоните.

Гале привет.

Л. Чуковская

131. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской 15 февраля 1989

Дорогая Лидия Корнеевна!

Вы вправе на меня сердиться за столь долгое молчание. Причин нашлось бы много. Но это были бы просто отговорки. Причина одна: не писалось. Сперва не писалось, потом стал ожидать повода для письма. Вот теперь такая зацепка отыскалась. Посылаю Вам бедненькую книжицу ценой 10 коп. — «Беатриче». Для меня эти стихи уже отзвучали, не стал их и перечитывать, и не могу судить, удались ли они. Вам виднее.

О Вас я знаю из прессы, а также от Ники и от Володи. Его книжку купила здесь Галя. Очень хорошая книжка по нашему времени1. Его тянет к тому же, что и меня. Трудно в наши дни не стремиться к актуальности, хотя я никогда ее не считал обязательным свойством поэзии. Но время такое, раздражители такие. Поэтому и тянет.

Поделиться с Вами соображениями о происходящем нет возможности — темп событий такой, что и двух томов не хватит, чтобы их описать.

Несмотря на все ухудшающееся зрение, довольно много читал. Кое-что читает мне Галя.