Стихи разных лет - [10]

Детских строк звучание простое…

Это было больше чем стихи!

1953

_{Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.}

_{Москва: Художественная литература, 1970.}

ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ

Откуда б я ни уезжала,

перед отъездом всякий раз

тужу: все впопыхах, вое мало!

Не дожила, не додышала…

Еще бы день! Еще бы час!

И как бы там он ни был скромен,

друзей ли новых добрый дом,

гостиничный ли тесный номер,

уже мне что-то любо в нем.

Уже в нем есть какой-то угол

и вид из этого угла,

где мне порой бывало туго

и где я счастлива была.

Так что ж я быстро уезжаю?

Но эту память, эту грусть

я неизбежно утешаю

решеньем твердым: я вернусь!

Вернусь во что бы то ни стало!

Не сомневайтесь, что вернусь!

И, если что не так, что мало,

возьму свое, начну сначала,

и доживу и нагляжусь.

Я сдерживала обещанье

и возвращалась много раз.

Но, сердце, впереди у нас

еще один последний час,

одно последнее прощанье.

Когда еще ты будешь рядом,

мой дом любимый, жизнь моя,

когда еще последним взглядом

всего смогу коснуться я…

Я так хочу прожить на свете,

такой хочу проделать путь,—

что там ни что, как там ни будь!—

чтобы понять в минуты эти,

как неизбежно понимала

перед отъездом всякий раз:

все впопыхах, все сердцу мало!

Не дожила! Не додышала!

Еще бы день! Еще бы час!

Пусть жизнь была, как подвиг ратный,

который трудно повторить,—

еще одну бы жизнь прожить,

еще вернуться бы обратно!

1954

_{Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.}

_{Москва: Художественная литература, 1970.}

ПЕСОК

В кибитках у колодцев ночевать

случалось и неделями подряд.

Хозяева укладывали спать

ногами к Мекке, — помни шариат!

В далекие кочевья ты проник,

не выучил, а понял их язык,

которому научит навсегда

слегка солоноватая вода.

Ты загорел под пламенем лучей,

с судьбой дехкан связал судьбу свою

Ты выводил отряд на басмачей

и потерял товарища в бою.

Был враг разбит. Но тихо друг лежал.

и кровь еще сочилась из виска.

Ты сам его обмыл и закопал

и взял с могилы горсточку песка.

И дальше жил, работал, отдыхал…

В колючие ветра и в лютый жар

живую воду запасал в меха,

на дальние колодцы уезжал.

Песок и небо тянутся кругом…

Сухой полынью пахнет хорошо…

Ты телеграммой вызван был в обком

и распрощался. И верблюд пошел

Верблюд пошел, вздыхая и пыля.

Цвели узбекистанские поля.

Навстречу из Ташкента шли сады,

Текли арыки, полные воды,

Стояли голубые тополя,

верхушкой доставая до звезды,

и сладко пахла теплая земля.

Партсекретарь ладонь держал у глаз,

другой рукой перебирал листы.

Партсекретарь сказал, что есть приказ,—

немедленно в Москву поедешь ты.

Ребята проводили на вокзал,

махнули тюбетейками вослед.

Ты многого, спеша, не досказал,

не разобрал: доволен или нет.

И огляделся только лишь в Москве.

Перед вокзалом разбивали сквер.

В киоске выпил теплое ситро.

«Каким трамваем?» — продавца спросил.

И улыбнулся: «Можно на метро!»

И улыбнулся: «Можно на такси!»

Направили во Фрунзенский райкам,

нагрузку дали, взяли на учет.

И так ты зажил, временем влеком.

Ему-то что! Оно, гляди, течет.

Оно спешит. И ты, и ты спеши.

Прислушивайся. Песню запевай.

Товарищи, как всюду, хороши.

Работы, как и всюду, — поспевай!

Загара не осталось и следа,

и все в порядке. Только иногда,

когда в Москве проходит первый дождь,

последний снег смывая с мостовой,

и ты с работы запоздно придешь,

негромко поздоровайся с женой.

Ты чувствуешь? Скорее выпей чай,

большую папиросу закури.

А спросит, что с тобой: не отвечай.

А спросит, что с тобой: не говори.

И сделай вид, как будто ты уснул,

зажмурь глаза, а сам лежи без сна…

В пустыне зацветает саксаул.

В пустыне начинается весна.

Внезапный ветер сладок и горяч.

Идут дожди. Слышней шакалий плач.

Идут дожди который день подряд,

и оползает глиняный дувал.

Перед райкомом рос кривой гранат.

Он вдруг, бывало, за ночь зацветал.

И тихо встань. И подойди к столу,

переступая с пятки на носок.

Там, в баночке, прижавшийся к стеклу,

живет руками собранный песок.

От одиночества и от тоски

он потускнел, он потемнел, притих…

А там лежат начесами пески,

и ветер разворачивает их.

Насущный хлеб, насущная вода,

оазисы — цветные города,

где в улицах висит прозрачный зной,

стоят домишки к улице спиной,

они из глины, и они низки.

И посреди сгущающейся тьмы

бесшумные сухие старики

высоко носят белые чалмы.

Народ спешит. И ты, и ты спеши!

Скрипит арба, и кашляет верблюд.

На регистане новые бахши

«Последние известия» поют.

Один кончает и в поднос стучит,

глоточек чая пьет из пиалы.

…Безлунна ночь, дороги горячи,

и звезды невысокие белы…

Уже светает… За окном — Москва…

Шуршит в ладони горсточка песка.

«Не забывай своих земных дорог.

Ты с нами жил… Тебя мы помним, друг.

Ты нас любил… Ты много нам помог…»

Рабочий день восходит на порог,

и репродуктор запевает вдруг.

Как широка она и как стройна,

большая песня наступленья дня!

И в комнату врывается страна,

великими просторами маня,

звеня песками, травами шурша,

зовя вскочить, задумчивость стряхнуть,

сверкающие окна распахнуть,

освобожденным воздухом дыша,

ветрам республик подставляя грудь.

1936

_{Маргарита Алигер. Стихотворения и поэмы в 2-х т.}

_{Москва: Художественная литература, 1970.}

ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ

Как странно томит нежаркое лето

звучаньем, плывущим со всех сторон,

как будто бы колокол грянул где-то

и над землей не смолкает звон.

Может быть, кто-то в пучине тонет?