Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники - [7]

Имел в любви большие неудачи[15].

Страна не пожалеет обо мне,

Но обо мне товарищи заплачут.

СТИХИ О ВЫЗДОРОВЛЕНИИ

Целебней трав лесных —

А трав настой целебен, —

Пусть входят в ваши сны

Орел и черный лебедь.

Я вам не говорил —

Но к тайнам я причастен, —

Размах орлиных крыл

Прикроет от несчастий.

Я тайны ореол

Отмел своей рукою,

И защитит орел,

И лебедь успокоит.

Невзгод не перечесть,

Но, если что случится.

Запомните, что есть

Еще такая птица —

Не лебедь, не орел,

Не даже дух болотный, —

Но прост его пароль —

Он человек залетный.

Беда ли, ерунда

Взойдет к тебе под крышу —

Ты свистни, — я тогда,

Ты свистни — я услышу.

«Никогда не слышал, как кричат стрижи…»

Никогда не слышал, как кричат стрижи,

И не видел, как они взлетают.

Значит, я того не заслужил.

Впереди — погода золотая.

Утром отворить свое окно

И спросить: который час на свете.

Около восьми сейчас оно, —

Мне товарищ с улицы ответит.

«За стеною на баяне…»

За стеною, на баяне —

«Степь да степь кругом…».

Что тоскуешь, окаянный,

И о ком?

За стеною пальцы бродят

Ненаверняка,

По слогам выходит вроде

Песня ямщика.

Только я глаза закрою —

Степь кругом да степь.

Если петь дано по крови,

Я сумею спеть.

Февраль 1974 года

«В темноте кто-то ломом колотит…»

В темноте кто-то ломом колотит

И лопатой стучится об лед,

И зима проступает во плоти,

И трамвай мимо рынка идет.

Безусловно все то, что условно.

Это утро твое, немота,

Слава Богу, что жизнь многословна,

Так живи, не жалей живота.

Я тебя в этой жизни жалею,

Умоляю тебя, не грусти.

В тополя бы, в июнь бы, в аллею,

По которой брести да брести.

Мне б до лета рукой дотянуться,

А другою рукой — до тебя,

А потом в эту зиму вернуться,

Одному, ни о ком не скорбя.

Вот миную Даниловский рынок,

Захочу — возле рынка сойду,

Мимо крынок, корзин и картинок

У девчонки в капустном ряду

Я спрошу помидор на закуску,

Пошагаю по снегу к пивной.

Это грустно? По-моему, вкусно.

Не мечтаю о жизни иной.

«Я пуст, как лист…»

Я пуст, как лист,

как пустота листа.

Не бойся, не боись,

печаль моя проста.

Однажды, наравне,

заговорила осень,

и это все во мне,

а остальное сбросим.

Пускай оно плывет,

все это — даже в лето…

Безумный перелет —

но в это, это, это.

«О рыжий мой, соломенный…»

О рыжий мой, соломенный,

Оборванный язык.

Когда плывешь соломинкой —

Я к этому привык.

Собачья жизнь, собачья

На этом берегу.

Но не смогу иначе я,

Наверно, не смогу.

ДОЛГИ

Живу веселым, то печальным

В квартале экспериментальном.

Горжусь я тем, что наши власти

На мне испытывают пластик.

А больше мне гордиться нечем,

Да я ничем и не горжусь —

Ем по утрам с картошкой лечо,

Воспоминаю и тружусь.

Труды приносят мне долги,

Отдохновенья не приносят.

Долги построились в полки,

Приказа ждут и крови просят.

Я к ним покорно выхожу

И руки кверху поднимаю,

Я их прекрасно понимаю,

Но выхода не нахожу.

Я говорю им — до утра.

Ну что вам стоит, подождите.

А утром я скажу — простите,

Я вас обманывал вчера.

«Все лето плохая погода…»

Все лето плохая погода,

Звучит этот вальс с парохода,

Над пляжем, над шлюзом, над домом

И Тушинским аэродромом.

А в Тушине — лето как лето,

И можно смотреть без билета,

Как прыгают парашютисты —

Воздушных парадов артисты.

То в соснах они пропадают,

То в речку они попадают —

Тогда появляется катер

С хорошим названьем «Приятель».

На катере ездят все лето

Спасатели в желтых жилетах,

Спасители душ неразумных,

Раздетых и даже разутых.

Татарово, я не ревную

Ту лодку мою надувную,

То лето, ту осень, те годы,

Те баржи и те пароходы.

Татарово, я не ревную

Погоду твою проливную,

И даже осенние пляжи —

Любимые мною пейзажи.

ОТВЛЕЧЕННЫЕ МЫСЛИ, НАВЕЯННЫЕ ВОСПОМИНАНИЕМ О ДМИТРИИ МЕРЕЖКОВСКОМ

Живет себе, не дуя в ус,

Героем «Энеиды»,

Не в ГПУ — при Гиппиус,

На средства Зинаиды.

А тут — ни средств, ни Зинаид,

Ни фермы и ни фирмы,

И поневоле индивид

Живет, закован фильмой.

На языке родных осин,

На «Консуле» — тем паче

Стучи, чтоб каждый сукин сын

Духовно стал богаче.

Стучи, затворник, нелюдим,

Анахорет и рыцарь,

И на тебя простолюдин

Придет сюда молиться.

Придут соседние слепцы,

Сектанты и тираны,

И духоборы и скопцы,

И группа прокаженных.

И боль и блажь простых людей

Доступна — ты не барии,

Хотя ты, Паша, иудей,

А что — Христос — татарин?

Я не за то тебя люблю,

Что здесь — и не однажды! —

По юбилейному рублю

Всегда получит каждый.

Ты не какой-то имярек —

Прошу, без возраженья! —

Ты просвещенный человек,

Почти из Возрожденья.

…Вечереет…

Нам зябнуть, но не прозябать!

А некой протоплазмой

Зевать, чтобы не прозевать

Хотя б закат над Клязьмой.

Болшево, 4 октября

О СОБАКАХ

Я со псом разговаривал ночью,

Объясняясь наедине:

Жизнь моя удается не очень,

Удается она не вполне.

Ну, а все же, а все же, а все же, —

Я спросил у случайного пса, —

Я не лучше, но я и не плоше,

Как и ты — среди псов — не краса.

Ты не лучший, единственный — верно,

На меня ты печально глядишь,

Я ж смотрю на тебя суеверно,

Объясняя собачую жизнь.

Я со псом разговаривал ночью,

Разговаривал наедине.

И у псов жизнь, выходит, не очень,

Удается она не вполне.

«О, как немного надо бы…»

— О, как немного надо бы,

— пошли с тобой по ягоды,

а хочешь — по грибы?..

— Я рада бы, я рада бы

и до китайской пагоды —

— ах, если б да кабы.

Гадать бы мне по линиям

руки — или по лилиям:

то тонут, то всплывут.

А я бреду по просеке,

а вы чего-то просите,