Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники - [2]

Но сегодня вдруг захотелось

Домой.

Сердце кричит упрямо,

Пусть слова у него другие,

Раньше просто —

Хочу к маме! —

А теперь —

Долой Киев! —

Долой ваши порядки,

Приказики

                и приказы.

Сверху гладко,

Внутри —

              зараза.

Внутри то, что калечим,

Год от года становится плоше,

Злоба легла на плечи

Тяжелой ношей.

Злоба тугим захлестом

Сдавила душу грубо,

Освободиться просто —

В зубы!

Легче всего

                  хрястнуть ломом,

Здоровье и молодость —

                                     победители…

Ну а дальше?

Ты дома:

Ро-ди-те-ли…

Грустные лица,

Плач тягучий…

Этому не случиться

Ни в коем случае

Снова и снова в поле зрения

Стены

          напротив

                        скучно-белые,

Как все до омерзения

Надоело.

Болью мозг защемило,

Словно один продираешься чащей,

Каждый день — бритый затылок

Впереди стоящего.

Дрянь распорядка,

                            придирки по мелочам,

Противно, гадко,

Срам!

Серых дней лента.

Начало длинного месяца,

Товарищ планета

Медленно вертится.

Никак не влияет тоска,

                                   сожаления,

На это

          небесное

                        ускорение…

В общем, можно

                         сказать

                                     короче,

Без злости

                и слов

                          скороспелых —

Родное училище

                         очень

Надоело.

11–12 января 1955 года

«Не смотри на будущее хмуро…»

Не смотри на будущее хмуро,

Горестно кивая головой..!

Я сегодня стал литературой

Самой средней, очень рядовой.

Пусть моя строка другой заслонится,

Но благодарю судьбу свою

Я за право творческой бессонницы

И за счастье рядовых в строю.

Москва, лето 1955 года

Отклик на первую публикацию.

МАРТ

Какое блаженство, устав с дороги,

За день набродившись весенним лесом,

Вытянуть кверху тяжелые ноги

Под полотняным дрожащим навесом.

Едва от смолистого дыма не плача,

Чай вскипятить в котелке пузатом,

Чтоб он получился горячий-горячий

И очень понравился нашим ребятам.

Закутаться после, кто чем попало,

Наружу повыставив сонные лица,

Воздухом леса, пьянящим и талым,

Мартовской ночью досыта напиться.

А утром — дым снова глаза повыел,

Смеясь, умывались мы розовым снегом,

Такие отчаянно молодые,

Как воины древности перед набегом.

Немного в памяти твердо осталось,

Но это — не скроет годов завеса,

Что мы совершенно не верим в старость.

Шатаясь весенним звенящим лесом.

ПАЛУБА [2]

На меня надвигается

По реке битый лед.

На реке навигация,

На реке пароход.

Пароход белый-беленький,

Дым над красной трубой.

Мы по палубе бегали —

Целовались с тобой.

Пахнет палуба клевером,

Хорошо, как в лесу.

И бумажка приклеена

У тебя на носу.

Ах ты, палуба, палуба.

Ты меня раскачай,

Ты печаль мою, палуба,

Расколи о причал.

МОЖАЙСК

В желтых липах спрятан вечер,

Сумерки спокойно сини.

Город тих и обесцвечен,

Город стынет.

Тротуары, тротуары

Шелестят сухой листвою,

Город старый, очень старый

Под Москвою.

Деревянный, краснокрыший,

С бесконечностью заборов,

Колокольным звоном слышен

Всех соборов.

Полутени потемнели,

Тени смазались краями,

Переулки загорели

Фонарями.

Здесь, остриженный, безусый,

В тарантасе плакал глухо

Очень милый, очень грустный

Пьер Безухов.

ЗВЕЗДНОЕ ОЗЕРО

У деревни лают собаки,

Ночь повисла над водоемом,

И костер на воде — как факел

С желто-огненным окоемом.

Здесь задумчивый лес толпится,

Здесь смолою пропитан воздух,

А захочешь воды напиться —

В котелке заплескают звезды.

ДЕСЯТЬ ЛЕТ

Загорелым, обветренным и босым

Выскочил он под дождь.

От современности —

                              только трусы,

А так — африканский вождь.

Пренебрежительно глянул на нас,

Вытер ладонью нос

И пустился по лужам в дичайший пляс

С удовольствием и всерьез.

«Ах улицы, единственный приют…»

Ах улицы, единственный приют

Не для бездомных — для живущих в городе.

Мне улицы покоя не дают,

Они мои товарищи и вороги.

Мне кажется — не я по ним иду,

А, подчиняясь, двигаю ногами,

А улицы ведут меня, ведут

По заданной единожды программе,

Программе переулков дорогих,

Намерений веселых и благих.

«Бывает все на свете хорошо…»

Бывает все на свете хорошо[3],

В чем дело, сразу не поймешь, —

А просто летний дождь прошел,

Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо,

Веселые глаза,

А в них бежит Садовое кольцо,

А в них блестит Садовое кольцо

И летняя гроза.

А я иду, шагаю по Москве,

И я пройти еще смогу

Соленый Тихий океан,

И тундру, и тайгу.

Над лодкой белый парус распущу,

Пока не знаю с кем,

Но если я по дому загрущу,

Под снегом я фиалку отыщу

И вспомню о Москве.

СНЕГ В АПРЕЛЕ

И я вступаю, как во сне,

в летящий на закате снег.

Уже весна. Летит прощально

над миром света пелена.

Любимая удивлена,

но телефону сообщая,

что выпал снег.

Как описать его паденье,

замедленный его полет?

Да, снег идет не в наступление,

он отступает, но идет.

Летит он, тихий, ненахальный,

иной у снега цели нет —

чтобы рукою помахали

ему, летящему, вослед.

«Может я не доживу…»

Может, я не доживу

До того момента,

Как увижу наяву

Цель эксперимента?

Может, я не дотяну

В будущее ногу,

Мне полеты на Лупу

Лично не помогут.

Риторический вопрос,

И отчасти глупый:

Для чего я жил и рос —

Не рассмотришь в лупу.

Или, скажем, в телескоп

Из обсерваторий.

Отчего в тщету укроп

И зелено море?

Говорят о чем киты,

Воробьи, синицы?

Отчего мне ты да ты