Стихи - [14]

Шрифт
Интервал

С рожденья не видавшая скребка…
Все это так столетиями было,
Все это так привычно, как тоска.
Пусть черств наш хлеб и жребий скуп и черен,
Не сгинет Русь, ее спасут, небось,
Телеги старой проржавевший шкворень,
Да проволокой скрученная ось.

Стихотворения, частью напечатанные в различных газетах и журналах, хранившиеся в архиве поэта, за сороковые годы:

«Мерцанье свечек, нежный запах хвои…»

Аишеньке

Мерцанье свечек, нежный запах хвои
Струящийся, как ладан панихид…
Я в этот вечер быть не мог с тобою,
Душа моя с покойной говорит.
Я чувствую — она в окно стучится,
Уставшая любить и жить, и петь,
Печальная, подстреленная птица,
Которую я не хотел согреть.
И ты грустна в рождественские эти
Усталые, пустые вечера,
И ты хоронишь многое на свете,
И отдаешь «сегодня» за «вчера»…
Но и сегодня скоро прошлым станет
И будет грусть еще больней опять!
Ведь сердце никогда не перестанет
За прошлое «сегодня» отдавать.
И я уйду, навек простясь с тобою,
И ты уйдешь из скучных этих дней,
Останется лишь небо голубое,
Мерцанье свечек, мягкий запах хвои
И счастье тусклое чужих для нас людей.
Что ж пожелать тебе, моя родная?
С улыбкой грустною ты повторишь: «ну, что?»
Пускай печаль рождественская, тая,
Как все на свете, отойдет в ничто…
Все, все проходит — радость и страданья,
И никому ничем нельзя помочь…
Пусть будут так нежны воспоминанья,
Как наша грусть в рождественскую ночь.

«Года идут… и мы не молодеем…»

Другу моему Иринке

Года идут… и мы не молодеем,
Белеет ранний пепел на висках.
Но старят нас не годы, а тоска,
Которую забыть мы не умеем.
В прошедшее глядя издалека,
Мы иногда душою просветлеем,
О чем то вспомним, нежно пожалеем,
А жизнь идет, как мутная река.
В ней все сольется — радости, страданья,
Обломки счастья — глиняного зданья,
Скатившиеся с горных берегов,
И в бледном свете нового свиданья
Целуем в губы мы воспоминанья,
И обнимаем первую любовь…
19 марта 1942 г.

«Ты грустная… и я грущу с тобою…»

Ты грустная… и я грущу с тобою,
Не пьется нам, забвенья нет в вине,
Все то, что раньше было голубое,
Вдруг стало серым, как песок на дне.
Не спится нам. Ты дышишь беспокойно,
Нет отдыха, нет молодости, грез.
Я думаю о том, что недостойно
Прошел по жизни до седых волос.
Мы мучаемся оба. Дай нам, Боже,
Себя вином напрасно не губя,
Забыть: тебе — того, кто всех дороже,
А мне — о том, что я люблю тебя.
1943

«Безмолвные синие дали…»

Безмолвные синие дали,
Луна, как цветок ледяной.
Любили, о счастье гадали
Мильоны под этой луной.
И лет проносились мильоны.
Еще пронесутся, и что ж —
Как прежде, она на влюбленных
Струит серебристую ложь…
О друг мой, ее не отринем,
Поверим в нее для того,
Чтоб в этом безмолвии синем
Не думать, что нет ничего.
1943

«Опрокинутое небо глаз…»

Опрокинутое небо глаз,
Тонких рук сплетенное кольцо,
И опять, как миллионы раз,
Страстью искаженное лицо.
Это вечность на меня глядит,
Прошлое сжимает горло мне,
С вечностью я поцелуем слит
При холодной ледяной луне.
О, как холодно душе сейчас
Прозревая гнет былых неволь
В опрокинутое небо глаз
Уронить земных желаний боль.
1943

«Сегодня какой-то странный…»

Сегодня какой-то странный,
Грозой растрепанный день,
И осени желтые раны
Сочатся с деревьев везде.
Мне день этот очень близок,
И как то по старому нов,
В нем нежность твоих записок,
И наших прогулок и слов.
Подумай… в такой же самый
Всклокоченный день октября
В квадрате оконной рамы
Вставала для нас заря.
Искусство нетрудное очень —
Любовью два сердца зажечь,
Труднее от червоточин
Созревшее чувство сберечь.
Но быстро по грязи и пыли
Бежит путей колея…
И чувства не сохранили
Ни осень, ни ты, ни я.
И глядя на небо пустое
В осенний растрепанный день
Я понял, что счастья не стоит
Искать никогда и нигде.
1945

«О небывшем счастье…»

О небывшем счастье,
       непришедшей славе,
О мечте, просящей
       уголка души,
Разложи, гадалка,
       все четыре масти,
Жизни настоящей
       горечь потуши.
Исписали люди
       ворохи бумаги,
Думали, мечтали
       тысячами лет,
Чтобы умирая,
       как и все бродяги,
Из ушедшей дали
       вспомнить только «нет»…
Разложи, гадалка,
       все четыре масти,
Пусть смеются карты
       посреди стола:
Над небывшей славой,
       обманувшим счастьем,
Над мечтой, просящей
       в пустоте угла.
1945

«Я полюбил молчанья высший дар…»

Я полюбил молчанья высший дар,
И им бросаю вызов многолюдью,
И жадно пью отравленною грудью
Немого одиночества нектар.
Дождем войны омыло позолоту
С ненужных чувств и надоевших слов…
Моей души болотную дремоту
Я не волную веслами стихов.
И капли, серебря окрашенную лопасть
Блестят лишь миг… но снова взмах руки —
И вот они стекают снова в пропасть —
Смешные и пустые пузырьки.
Кричите все, кто не устал кричать,
Что наступает эра золотая —
Я чувствую — как хорошо молчать,
Не веря, не любя, не мысля — не мечтая.
1945

Тамушь(Отрывки из поэмы)

Люблю сбирать сухую жатву грусти,
Накошенную спелым октябрем,
И вспоминать об отошедшем чувстве,
И обо всем, что в жизни мы берем.
Когда седеют волосы и дымкой,
Как катарактою, подернут взгляд,
Какой таинственною невидимкой
Бывает то, о чем не говорят.
……………………………………
Балтийское серое море,
В оборванных тучах закат.
Кусочки игрушечных взгорий,
Одетые в блеклый наряд.
И сосны, подобно варягам,
В сырую осеннюю хмурь,

Еще от автора Александр Михайлович Перфильев
Когда горит снег

В сборник рассказов Александра Перфильева «Когда горит снег» (Мюнхен, 1946) помещены печально-ностальгические новеллы, в которых пронзительно актуализирована тематика «утраченного прошлого» и «необретённого будущего». Эта книга может быть признана библиографической редкостью, поскольку о ней не упоминает даже педантичная управительница литературного наследия мужа Ирина Сабурова. Фактически в этом сборнике присутствуют рассказы разных лет жизни, в том числе и ранние произведения, относящиеся ещё к периоду окончания Первой мировой войны.Электронная версия данного издания стала возможна благодаря помощи электронной библиотеки "Вторая литература" (точная, постраничная версия в формате pdf — www.vtoraya-literatura.com/publ_522.html), создатель которой ведет кропотливую работу по поиску и ознакомлению читателей с малоизвестными страницами русского зарубежья.