Стихи о Первой мировой войне - [7]

Знаю такую. Лучше не бывает!

Проверь, нет ли зазубрин.

Командир расчета. Ни одной. Прикажете заряжать?

Лейтенант Кальдера. Заряжай.

Командир расчета. Угол возвышения тот же?

Лейтенант Кальдера. Тот же самый.

                                                    Ничего не меняем. Бьем

по той же вонючей австро-германской

траншее с ее вшивыми попами моралистами

шпионами профессорами и полицейскими.

Второй расчет готов?

Командир расчета. Готов!

Лейтенант Кальдера. Вто-рое о-рудие… ООО-ГОНЬ!

Арденго Соффичи На горе Коби́лек

Над склоном горы Кобилек,

Недалеко от Баверки,

Рачительно рассыпает

Шрапнель свои фейерверки.

Новое небо Италии

Нынче невообразимо

Без флагов, наскоро сшитых

Из разноцветного дыма.

Поет пулемет в лесочке под боком,

Грозный напев смакуя,

Свист каждой пули кажется чмоком

Прощального поцелуя.

Если б не это чертово копошенье

Неприятеля, сулящее близкую мясорубку,

Можно было бы в раскисшей от солнца траншее

Закурить — кто цигарку, кто трубку,

И за этим мирным занятьем

Верить наперекор шрапнельным разрывам

В милость смерти к солдатам, больше, чем братьям, —

К нам, молодым и красивым.

Карло Ступарич Картина

Сегодня земля дымится, и весна, одеваясь,

                                                               рада целомудренному туману.

Впрочем, он мне не мешает представить

                                                                      ее розовато-лазурную плоть.

Сквозь брешь в стене ранняя эта весна

                                                           выглядит много нежнее.

В зубчатой каменной раме пролома мне предстает

                                                 пробуждающаяся природа с мягкой ее палитрой.

На фронте, 20 марта 1916

Виктор Костевич

На чужой своей войне

Готовясь писать это вступление, я несколько дней подряд задавал своим знакомым вопрос: «Какие народы принимали участие в Первой мировой войне?»

Я почти не сомневался — поляков не назовут. И не ошибся. Объяснялось это просто: как правило, перечислялись не народы, а державы. Единственным исключением оказались не имевшие своего государства чехи. Их назвали раза два, спасибо Ярославу Гашеку.

Впрочем, почти никто не вспомнил и о вполне «государственных» народах — бельгийцах, румынах, болгарах, турках, греках. Сербов, как ни странно, упоминали тоже очень редко. Что же удивительного в том, что не вспомнили про поляков?

Это и не удивляет — между тем удивлять должно. Восточным фронтом на значительном его протяжении была именно Польша — до лета 1915 года в сегодняшних ее границах, а после и уже до самого конца — в границах 1939 года (в Белоруссии и на Западной Украине). В ходе наступлений и контрнаступлений война несколько раз прокатилась по польской земле, сопровождаясь разрушениями, реквизициями, эвакуациями, германо-австрийским оккупационным террором, голодом, эпидемиями. Можно сказать иначе: в четырнадцатом и пятнадцатом году Россия воевала в Польше.

В Первую мировую погибло более полутора миллионов солдат русской армии. Армия Германии потеряла два миллиона, австро-венгерская — полтора. Из этих пяти миллионов павших более четырехсот тысяч были поляками. Если учесть, что общие потери убитыми, пропавшими без вести, умершими от ран во всех воевавших армиях мира составили приблизительно пятнадцать с половиной миллионов, более четырехсот тысяч жизней, брошенных в костер войны нацией без государства, заставляют задуматься — за что и ради чего? Нация без государства — именно так. При всем почтении к европейским народам, обретшим государственность в течение минувшего столетия, автор не рискнет утверждать, что все они в 1914 году были нациями. Но поляки нацией безусловно были — и упорно напоминали об этом Европе на протяжении ста двадцати лет, прошедших после уничтожения польского государства Австрией, Пруссией и Россией в конце XVIII века.

Для польского общества, несмотря на разделившие Польшу государственные границы, являлось аксиомой, что поляки живут в одной стране, пускай этой страны и нет на политической карте. Сообщая о польских новостях, газеты Кракова, Варшавы и Львова так и писали: «в стране». Власти скрипели зубами, но поделать ничего не могли. Тем более что в Австрии поляки сумели в конце XIX века добиться автономии, а в России, после революции 1905 года, — существенно улучшить условия своей национальной жизни.

Многим это казалось достаточным. Но в душах у других по-прежнему жила мечта о воссоединении страны и возрождении государства. Неудачи былых восстаний показали: это возможно лишь при кардинальном изменении политических отношений в Европе и, как следствие, политической карты континента. К такому изменению могла привести большая европейская война. Когда она наконец разразилась, многие в разделенной Польше восприняли ее как начало решающего этапа борьбы за независимость.

Среди тех, кто готов был бороться за Польшу с оружием в руках, не было и не могло быть единства. Уже в самом начале войны три империи, разделившие страну, поспешили выступить с декларациями, содержавшими обещания воссоединения и широкой автономии — разумеется, после победы и аннексии вражеских территорий. Ничего удивительного, что в польском обществе нашлись как сторонники Антанты, так и приверженцы Австро-Венгрии и Германии.