Стихи о Первой мировой войне - [3]

Шрифт
Интервал

Об остальном, повторюсь, пусть судят читатели. Но не могу под занавес не отметить, что в набоковском переложении, при многих его вольностях, начиная с метрической, есть авторский стиль, и он, насколько могу судить, в целом достаточно близок к георгианскому. А это в переводе — помимо точности, как бы ее ни понимать — важно, хотя (или как раз потому?) бывает и дается редко.

Вильгельм Клемм, Георг Тракль, Август Штрамм

Стихи

Перевод с немецкого Алёши Прокопьева

Вильгельм Клемм

Битва на Марне
Медленно камни приходят в движение,
                                                                 что-то бормочут.
Металлической зеленью стынет трава. В укрытия,
В низкие чащи густые вползают войска на марше.
Небо, цвета известки, вот-вот разорвется.
Два долгих часа раскатаны на минуты.
Вспучивается кверху пустой горизонт.
Сердце мое огромно сейчас,
                                        как Германия с Францией вместе,
Продырявлено выстрелом каждым, любым.
Батарея шесть раз издает львиный рык
Куда-то в пространство. Слышен вой минометов.
Тихо. Рокот вдали — пехота открыла огонь.
Весь день, всю неделю.
Битва в полдень
Далеко в темную синь уступами падала
Земля. Деревни горели. Языки пламени
Косо взметались. Жиденько дым валил
Вялый за горизонт, вскипавший таинственно.
Грохот орудий катился угрюмо. Реку
Форсировал сбивчивый шум. Блеял ружейный огонь.
Шрапнель разрывалась вокруг. Облака,
Размочалены, бледными хлопьями
Висели над мрачной землей. Пока не пошел дождь
Ближе к вечеру. Падал не разбирая — на своих и
                                                                                           врагов,
На поле славы и поле позора, на всадников и
                                                                                лошадей,
На отступающих и атакующих. На живых и мертвых.
На передовой
Пустынна земля. Поля как заплаканы.
По разбитой дороге ползет серая телега.
Крыша на землю с дома сползла.
В луже гниют ошметки от лошадей.
Бурые черточки дальше — это окопы.
На горизонте неспешно пылает крестьянский двор.
Выстрелы рвутся, стихая — поп-поп-паууу.
Всадники медленно тают в лысом лесу.
В воздухе расцветают и блекнут облака шрапнели.
                                                                                      Овраг
Вбирает нас всех. Здесь жмется пехота, мокрая,
                                                                                          в глине.
Смерть, как начавшийся дождь, равнодушна.
Кого волнует Вчера, Сегодня и Завтра?

Георг Тракль

На Восточном фронте
Дикому вою метели, органу зимы,
Подобна мрачная ярость людей,
Битвы багровый вал —
Теряющей листья звезде.
Разломом бровей, серебристыми руками
Павших солдат приветствует ночь,
Под сенью осеннего ясеня
Стенают их сонные тени.
Город в волчцах и колючках.
С кровавых ступеней месяц согнал
Помешавшихся женщин.
Бросились волки в ворота.
Гродек
Вечером взвыли орудьями смерти
Осенние рощи, золотые равнины
И голубые озера, солнце над ними
Угрюмее катится… ночь вобрала в себя
Умирающих воинов, дикие вопли
Их разломанных ртов.
Но молча сбиваются в темное стадо
Красные тучи, где разгневанный Бог обитает,
                                                                                 копятся
Лужи пролитой крови, лунной прохлады…
Все дороги впадают теперь в черное тленье.
Под золотыми ветвями ночи и звезд
Тенью сестра в бессловесном шатнулась лесу,
Обнимая души героев, кровью точащие головы.
Взвыли осенние флейты — темный тростник.
О гордая скорбь! Ты алтарь,
Где ужасная боль — нерожденные внуки —
                                                                            питает сегодня
Жаркое пламя духа.

Август Штрамм

Атака
Отовсюду крики визги рев
Хрясь
Жизнь
Бич
Гонит
Пред
Со
Бой пыхтя смерть
Небо в клочьях Крики
Бьет слепых на бойне ужас дикий.
Сон-кипяток
Ноги онемели
Дыхание — свинец
В кончиках пальцев жарятся гвозди
Спина улиткой
В ушах гудит чай
Огонь
Грох!
И
Высоко в небе
Твое кипящее сердце
Морщась
Причмокивая
Блаженствуя
Отхлебывает
Сон-кипяток

Геза Дёни

Пусть хотя бы на день

Стихотворение

Перевод с венгерского, вступление и послесловие Юрия Гусева

Жизнь Гезы Дёни коротка, внешне проста и, по-моему, очень Символична. Прожил ровно (день в день) тридцать три года (1884–1917). Готовился стать священником, но стал журналистом. С юных лет писал стихи, но катастрофический поворот истории (начало Мировой войны) скомкал и прервал его жизненный и творческий путь. На фронт Дёни отправился с воодушевлением, которое побуждало его сочинять патриотические стихи в таком роде:

Не плачьте, матери! Невесты, улыбнитесь
И поцелуем освятите острый меч:
Ведь с ним пойдет на бой ваш храбрый витязь,
Чтоб ваше счастье от врага сберечь.
Франц Фердинанд ведет в сраженье нас, июль 1914 г.

В составе австро-венгерских войск участвовал в обороне крепости Перемышль — и, когда крепость пала, оказался в плену. Два года, проведенные в Сибири, закончились печально: Геза Дёни, с помраченным рассудком, умер в Красноярском лагере. Война и плен перевернули все его ви́дение мира. Уже осенью 1914-го он осознает бесчеловечную суть войны, лживость и эгоизм тыловых патриотов, восхвалявших страшную бойню как воплощение благородства и мужества.


Еще от автора Борис Владимирович Дубин
Религиозные практики в современной России

Сборник «Религиозные практики в современной России» включает в себя работы российских и французских религиоведов, антропологов, социологов и этнографов, посвященные различным формам повседневного поведения жителей современной России в связи с их религиозными верованиями и религиозным самосознанием. Авторов статей, рассматривающих быт различных религиозных общин и функционирование различных религиозных культов, объединяет внимание не к декларативной, а к практической стороне религии, которое позволяет им нарисовать реальную картину религиозной жизни постсоветской России.


Республика словесности

Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.


История русской литературной критики

Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Классика, после и рядом

Смысловой центр книги известного социолога культуры Бориса Дубина – идея классики, роль ее в становлении литературы как одного из важных институтов современного общества. Рассматриваются как механизмы поддержания авторитета классики в литературоведении, критике, обучении, книгоиздании, присуждении премий и др., так и борьба с ней, в том числе через выдвижение авангарда и формирование массовой словесности. Вошедшие в книгу статьи показывают трансформации идеи классики в прошлом и в наши дни, обсуждают подходы к их профессиональному анализу методами социологии культуры.


Посторонние: власть, масса и массмедиа в сегодняшней России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Распутин: миссия

И в завершение «Литературного гида» еще один современник — венгерский драматург Геза Сёч (1953) с пьесой «Распутин: миссия» в переводе Юрия Гусева. Пафос этой фантастической пьесы самый неутешительный: мир глух к пророчествам и предостережениям — чему быть, того не миновать.


Читая Шекспира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Домой

США, 1940-е годы. Неблагополучная негритянская семья — родители и их маленькие дети, брат с сестрой — бежит от расистов из Техаса в Джорджию в городишко Лотус. Проходит несколько лет. Несмотря на бесправие, ужасную участь сестры и мучительные воспоминания Фрэнка, ветерана Корейской войны, жизнь берет свое, и героев не оставляет надежда.


Заветы юности

Документальную книгу англичанки Веры Бриттен (1893–1970) «Заветы юности», фрагменты из которой в переводе Антона Ильинского печатает «ИЛ», Борис Дубин, автор вступления, называет «одной из самых знаменитых книг о Первой мировой войне», к тому же написанную не о фронте, а о тыле. И далее: «Перед читателем — один из лучших, на мой взгляд, портретов английского характера, уникальный и при этом совершенно конкретный портрет юной англичанки».