Стихи - [15]

Шрифт
Интервал

законы природы коснулись.
Я видел, как алчет земля,
как певчие птицы проснулись
и каждая тащит в гнездо
какие&то жалкие крохи —
так вот оно, доброе зло,
его роковые истоки!
…И вроде бы жил не скупясь,
и вроде в рубашке родился,
и все&таки, все-таки всласть
тянь-шаньской воды не напился!
И нище, и весело рос,
и выбрал любимую долю,
а шумом калужских берез
никак не насытился вволю.

1971

" Смыкаю тяжелые веки — "

Смыкаю тяжелые веки —
опять пантопон виноват,
что высокогорные реки
в больничной палате шумят.
Им вторят тянь&шаньские ели,
колышется зной над хребтом,
и жадно хватают форели
приманку оскаленным ртом.
От счастья едва ли не плача,
я вновь бормочу в полусне
о том, что судьба и удача
еще благосклонны ко мне.
Захваченный этой охотой,
у белых снегов на виду
бесшумной звериной походкой
я вдоль по карнизу иду.
Крадусь над сверкающей бездной,
забыв о печали земной,
и времени бег неизбежный
обходит меня стороной.

1971

ПРОЩАНЬЕ С ТЯНЬ-ШАНЕМ

Благоуханная страна,
всю жизнь звала меня не ты ли,
чтоб синь твоя и желтизна
в моей крови перебродили!
Я забредал в такую даль,
чтобы узнать за эти годы,
как пьет в расщелинах миндаль
твои заоблачные воды.
Я видел, как, пронзая снег,
средь поднебесного безлюдья
тянулся розовый побег
и трепетал от жизнелюбья.
И я подслушал твой секрет,
который выболтала птица:
нельзя покинуть белый свет
и ни во что не воплотиться.
Прощай! Я не хочу спешить,
но все же час пришел сознаться:
затем, чтоб новой жизнью жить —
от старой надо отказаться.
Не верь, что молодость прошла,
не плачь, что юность отзвучала —
не могут выгореть дотла
все жизнестойкие начала.
Не потому ли, как привет,
как обещанье жизни новой,
кивнул мне на прощанье вслед
подсолнух золотоголовый.

1970

" На пустынных просторах Сибири "

Вячеславу Шугаеву

На пустынных просторах Сибири
мы встречали холодные зори,
жили славно и сердцем платили
за охоту, что пуще неволи.
Полыхали цветы, отцветая,
ожидая пришествия снега,
и свистела утиная стая,
улетая в тунгусское небо.
Глухари осторожно кормились
на кровавых брусничных полянах.
Облака над Тунгуской теснились,
словно души племен безымянных…
Что нам время,
когда между нами
и землей столько связи извечной,
что ручей из лесной глухомани
прямо в Путь выливается Млечный!

1974

" Меня манили в царство льда "

Меня манили в царство льда
азийских гор крутые тропы,
и я влюблялся в города
преуспевающей Европы.
Я пил за праздничным столом
и в Грузии, и на Памире,
да так, что забывал о том,
кто я и где меня вскормили.
Я верить искренне привык,
как русский по душевной шири,
что всяческий народ велик
по-своему в подлунном мире.
А время шло. Росла душа
согласно мировым законам,
и я достигнул рубежа,
как тот князь Игорь перед Доном.
И вот, сплетя венок разлук,
став гражданином мира вроде,
я ощутил и понял вдруг:
я часть России плоть от плоти —
наследник всех её основ —
петровских, пушкинских, крестьянских,
её издревле вещих снов,
её порывов мессианских…

1972

" Хорошо, что мы северный люд, — "

Хорошо, что мы северный люд, —
снег и холод препятствуют гнили.
Хорошо, что метели поют,
что озимые в поле застыли.
В темном небе сверкнула звезда,
воробьи уползли под застрехи…
Хорошо, что под толщами льда
очищаются русские реки.
В ночь Крещенья дышать тяжело
и озноб пробегает по коже,
но зато тем милее тепло
и родные преданья дороже.
Нет, не зря в ледовитый торос
упирается русская карта:
одинаково страшен мороз
и для спида, и для Бонапарта.
Поскользнешься в родной темноте,
чертыхнешься в морозных потемках…
Вспомнишь — мамонты спят в мерзлоте
и алмазы хранят для потомков.

1974

" Ах, по Сибири "

Ах, по Сибири
по свежему снегу
лайка следит
соболиный побег,
а по России
по белому свету
ищет себя
молодой человек.
Пашню пахал бы,
косил да сохатил,
как твои деды,
как бабки твои…
Где ты родные замашки растратил,
выбился из колеи?
Он отвечает:
— Ну что вы пристали?
Душу смущает
родимый простор…
Сколько таких
свою долю искали
и не нашли до сих пор.

1974

ВЕСЕННИЙ ТУМАН

Что видится в этом тумане —
какая житейская гладь?
Быть может, какое желанье
под этот туман загадать?
Недаром в такие погоды,
несущие теплую дрожь,
клубятся грядущие годы
иль прошлые — не разберешь.
Недаром укрылись в тумане,
ползущем с прибрежных полей,
и новых громад очертанья,
и контуры древних церквей.
Колышутся милые лица,
во мраке сияют глаза —
вся жизнь и плывет и двоится,
сбиваясь на все голоса.
Как будто, сбираясь в дорогу,
не я и не ты, а другой
уходит с родного порога,
и матери машет рукой.
И линия черного бора
едва проступает на свет,
как эхо того разговора,
которому тысяча лет…

1971

СЛУЧАЙ НА ШОССЕ

Вадиму Кожинову

Птица взмыла, но не удержалась —
видно, воздух исчез под крылом,
и влепилась в стекло, и осталось
лишь пятно на стекле лобовом.
То, что — птица, я понял не сразу,
на баранке замлела рука.
Я попал на хорошую трассу —
можно выжать до ста сорока!
Что мне помнить какую&то птаху,
если надо глядеть да глядеть,
чтобы вдруг на обгоне с размаху
в голубой березняк не влететь.
Я — в машине, а значит, не волен
изменить предначертанный путь…
Как хотите, а я не виновен:
все равно бы не смог отвернуть,
потому что вдоль вешнего леса,
где ничто в этот миг не мертво,
с тяжким свистом несется железо,
попирая законы его.

1973

" От Великой ГЭС до Усть-Илима "


Еще от автора Станислав Юрьевич Куняев
Мои печальные победы

«Мои печальные победы» – новая книга Станислава Куняева, естественно продолжающая его уже ставший знаменитым трехтомник воспоминаний и размышлений «Поэзия. Судьба. Россия».В новой книге несколько основных глав («Крупнозернистая жизнь», «Двадцать лет они пускали нам кровь», «Ритуальные игры», «Сам себе веревку намыливает») – это страстная, но исторически аргументированная защита героической и аскетической Советской эпохи от лжи и клеветы, извергнутой на нее из-под перьев известных еврейских борзописцев А.


Жрецы и жертвы холокоста. История вопроса

Понятие «холокост» (всесожжение) родилось несколько тысячелетий тому назад на Ближнем Востоке во времена человеческих жертвоприношений, а новую жизнь оно обрело в 60-х годах прошлого века для укрепления идеологии сионизма и государства Израиль. С той поры о холокосте сочинено бесконечное количество мифов, написаны сотни книг, созданы десятки кинофильмов и даже мюзиклов, организовано по всему миру множество музеев и фондов. Трагедия европейского еврейства легла не только в основу циничной и мощной индустрии холокоста, но и его расисткой антихристианской религии, без которой ее жрецы не мыслят строительства зловещего «нового мирового порядка».История холокоста неразрывно связана с мощнейшими политическими движениями нового времени – марксизмом, сионизмом, национал-социализмом и современной демократией.


К предательству таинственная страсть...

Станислав Юрьевич Куняев рассказывает о «шестидесятниках». Свой взгляд он направляет к представителям литературы и искусства, с которыми был лично знаком. Среди них самые громкие имена в поэзии: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Роберт Рождественский.


Наш Современник, 2004 № 05

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шляхта и мы

Впервые журнальный вариант книги «Шляхта и мы» был опубликован в майском номере журнала «Наш современник» за 2002 год и эта публикация настолько всколыхнула польское общественное мнение, что «Московские новости» в июне того же года писали: «Польша бурлит от статьи главного редактора «Нашего современника». Польские газеты и журналы начали дискуссию о самом, наверное, антипольском памфлете со времён Достоевского Куняева ругают на страницах всех крупных газет, но при этом признают – это самая основательная попытка освещения польско-русской темы».В России книга стала историческим бестселлером, издавалась и переиздавалась в 2002-ом, в 2003-ем и в 2005 годах, а в 2006-ом вышла в издательстве «Алгоритм» под названием «Русский полонез».


Любовь, исполненная зла

Журнальная редакцияПредставляем новую работу Ст. Куняева — цикл очерков о судьбах русских поэтов, объединённых под названием «Любовь, исполненная зла…» Исследуя корни трагедии Николая Рубцова, погибшего от руки любимой женщины, поэтессы Дербиной, автор показывает читателю единство историко культурного контекста, в котором взаимодействуют с современностью эпохи Золотого и Серебряного Веков русской культуры. Откройте для себя впечатляющую панораму искусства, трагических противоречий, духовных подвигов и нравственных падений, составляющих полноту русской истории XIX–XX веков.Цикл вырос из заметок «В борьбе неравной двух сердец», которые публиковалась в первых шести номерах журнала "Наш современник" за 2012 год.