На праведной из всех планет.
Без слуха!!! Всматриваюсь. Вижу
И трогаю корявый свет.
Что с ним? Какой надменный дьявол
Землей играет, как мячом?
Зачем кому-то власть предъявит?
Зачем другого бьет мечом?
У ведьмы на груди свисает
Дух тьмы — знак злобных и тупых.
Свет убивает, умирает.
Кто не осел — тот нетопырь.
И кто поверит — вплоть до кровных, —
Что трудно мне и прелесть чар,
И детскую свою любовность
Скрыть за жестокость и кошмар?
Нельзя иначе, ибо мигом
Раздразнишь лютую змею...
Иначе схватят и унизят,
И грязью в душу наплюют.
Но в царстве смерти и тревоги
Есть для меня один маяк —
Он освещает мне дороги...
Испания, земля моя!
Окутанная в санбенито
С дурацким острым колпаком,
Ревущим пламенем обвита,
В тюрьме удушена шнурком.
Война!
Убили мать на поле.
Несут. Закат уж догорел.
Ребенок сирый, бедный, квелый
Идет за ней, смертельно бел.
Не видели бы лучше очи
Вот это:
новой смерти тень,
Фигурку маленькую ночью,
Как луч, врывающийся в день.
Кто высушит ребенку слезы?
Кто он, погубленный в лесах?
Цветок жасмина на морозе.
В глазах безжизненных слеза.
«Матушка, бедная,
Как это выдержать?
Какое мужество!»
Я крик сплошной вонзаю в пекло,
Крик краски, крик иглы в тюрьме.
В конце: «Уж истина исчезла!»,
В веселье умерла под смех.
Глухим живу и умираю,
Глухим под градом пуль в беде,
Глухим: ведь слушать не желаю
Той лжи, что властвует везде.
Пока под звуки новой песни,
Хорала, что зальет поля,
Святая правда не воскреснет —
А с ней воскреснет и земля.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тогда — услышу.
