Стихи и эссе - [16]

Кто никогда твердить от скуки

Не станет о вреде порока;

И мне у смертного порога

Не будет строить кислых рож,

А скажет прямо: "Ты умрешь".

Мне б, доктор.

Мне б, доктор, куропатку рядом,

Коротконожку с толстым задом,

И нежнорукого юнца,

Кто не твердил бы без конца,

Что для меня вредны пороки,

Но мне б, у смерти на пороге,

Сказал, не строя кислых рож,

Сверкнув глазами: "Ты умрешь".

МОЙ ДОКТОР [76]

Мой доктор (я такому рад!) —

Коротконог, широкозад,

Упитаннее куропатки,

А руки ласковы и гладки:

Он эндоморф, но не дебил —

Внушать, чтоб я грехи забыл.

Свалюсь — он с искоркой в глазах

Промолвит: — Ваше дело швах!

МОЙ ВРАЧ [77]

Мой врач (какому буду рад)

Коротконог, широкозад,

Упитан, точно куропатка;

Он не потребует прегадко,

Чтоб я забыл свои грешки.

Начну откидывать коньки —

Он не состроит жалкой рожи,

А молвит: — Ну, давай Вам Боже!

ПЕСНЯ ТРИНКУЛО. [78] (новый вариант)

Купца и короля

Согреет зябкий шут,

Их мысли — в облаках,

До нас не снизойдут.

В уединенье, где

Не прижился б толстяк,

Вихрь снов меня вознес;

Норд-ост мне рвет колпак.

Днем вижу я внизу

Все в зелени — село,

И дом большой, где я

Был крошкой Тринкуло.

Там — тот надежный мир,

Побыть бы где — хоть раз……

Любовь и жизнь моя —

Случайный выбор фраз.

От страха стаи слов

Летят с ветвей нагих

Туда, где смех трясет

Богатых и святых.

Кружит рой образин,

Из мглы промерзлой мча, —

Умру, как те, кто мал,

Над шуткой хохоча.

ГИМН В ДЕНЬ СВЯТОЙ ЦЕЦИЛИИ (для Бенджамина Бриттена) [79]

I

Под сенью древа святая дева,

Как черный лебедь в предчувствьи смерти,

Возносит к небу псалмов напевы,

Без тени гнева свой жребий встретив.

Молитве вторя, у края моря

Орган вознесся ее трудами.

И звуков стая парит, взрывая

Над Римом воздух, в могучей гамме.

Как орхидея, нагая, рдея,

Богиня встала из пены вод

Светла и рада. Ее услада

Мелодий дивных к себе влечет.

К чертогам рая взлетев, играя,

Земные звуки прельстят святых.

И огнь кромешный, что души грешных

В аду терзает, уснет на миг.

Пусть музыкантов сны будут вдохновлены

Пламенем неземным, светом вечным твоим,

                                                       О, Цецилия!

Взята на небеса, свята твоя краса,

                                                      чистая лилия!

II

Мне не стать взрослей;

Тело без теней,

Чтоб от них бежать,

Лишь могу играть.

Мне не согрешить;

В мире нет души,

Чтоб меня хранить,

Чтоб я мог — убить.

Я побежден

И боль признанья

Не утолить уже

Страданьем.

Все, что жизнь дала,

Ты, смеясь, сожгла

В танце огневом —

Нет нужды в былом.

Мне никогда не быть

Иным. Меня люби.

III

О, слух, твоим созданьям чужда власть

Желанья нестерпимого упасть.

Спокойный мир, где Скорбь, забыв про страсть

И нетерпимость юношеских лет,

Себе верна, где из истертых мыслей

Надежда вновь рождается на свет,

Где Страх, как дикий зверь, оставил след

Средь повседневных неизменных истин:

Верни ушедший день; раскрой секрет

О, дети, что как выводок птенцов,

Играют средь обломков языков,

Столь неприметны рядом с грудой слов,

Столь радостны в сравненьи с тишиной

Ужасных дел твоих: Свою главу склони,

О, резвое дитя. Как ясен разум твой!

Рыдай, дитя, рыдай, слезами мир омой.

Растленный, смерти пожелав любви,

Плачь о судьбе, не прожитой тобой.

О, скрипки стон, когда греха смычок

Пропилит душу мне наискосок.

Рыдай, дитя, рыдай! Слезами мир омой.

О, непрестанный барабанный бой

Сердец горячих с хладной головой.

Прошедшего не встретить впереди.

О, трепет флейты, так благодарит

Дыханье не сошедшего в Аид.

Благослови свободы дар чужой.

О, безрассудно-детский трубный зов

У стен твердыни, что полна врагов.

Неси свой стыд, как розу, на груди.

Тот, кто любит сильней

Глядя вверх на звезды, я понимаю вполне,

Что, по их разуменью, я мог бы тонуть в дерьме,

Но среди тревог и страхов земных

Безразличие меньше многих иных.

Что подумали б мы, если звезды стали пылать

Безответною страстью, которую нам не понять?

Если равным любовям нет места в кругу людей,

Пусть я останусь тем, кто любит сильней.

Восхищенный, чего не стану скрывать,

Стадом звезд, которым на все плевать,

Я не могу сказать, к небу свой взор стремя,

Что тоска по звездам подступит при свете дня.

Если б все звезды решили пропасть с небес,

Я б научился глядеть в пустоту, всю без —

звездную горнюю тьму ощущая насквозь,

Хоть бы неделю-другую потратить пришлось.

Слезы льет на перепутьях…

Слезы льет на перепутьях

Девушка о том,

Кто охотится с борзыми

В сумраке ночном.

Подкупи же птиц на ветках

Чтоб умчались прочь,

Прогони светило с неба,

Чтоб настала ночь.

Ночи странствия беззвездны,

Ветер лют зимой;

Впереди — один лишь ужас,

Горе — за спиной.

Мчись, покуда не достигнешь

Моря, чья волна

Глубока, горька, и все же

Пей ее до дна,

Испытай свое терпенье

В глубине морской,

Отыщи среди обломков

Ключик золотой.

И на самом крае света

Будет вражий пост —

Поцелуй проход оплатит

Через ветхий мост.

Замок там стоит заброшен

Между мрачных скал.

Вверх по лестнице парадной,

Через бальный зал

Пробеги, забыв сомненья

И отринув страх,

Чтоб саму себя увидеть

В темных зеркалах.

Нож найди за тайной дверцей

И вонзи туда,

Где давно уже не бьется

Сердце изо льда.

1940

ГИМН В ДЕНЬ СВЯТОЙ ЦЕЦИЛИИ (для Бенджамина Бриттена) Вариация [80]

О, рыдай на скрещеньях дорог

О своей невозможной любви.

Он несется с охотой сквозь сумерки,