Стихи - [8]

На кладбище любовь моя,

Которую я звал случайной.

1958

«Нет, не пишите кровью, не пишите…»

Нет, не пишите кровью, не пишите.

И так в крови продрогшая земля.

Любите эту землю и пашите —

И превращайте пустыри в поля!

1959

«Я должен это все увидеть…»

Я должен это все увидеть,

Преодолеть и победить,

И до конца возненавидеть,

И до предела полюбить.

Пока мой друг заборы строит

На тихой даче у пруда,

Я должен вместо старой Трои

Создать, как в сказке, города.

Родить людей, воздвигнуть стены,

Изжить бездушье, смыть позор,

Настроить новые антенны

На межпланетный разговор.

1960

«Я ощущаю бренность бытия…»

Я ощущаю бренность бытия,

Ничтожество своих переживаний,

Несбыточность стремлений и желаний,

Разрыв между понятьем — быть и Я.

Смирились травы, отгремел прибой,

Какие звезды превратились в пепел!

И все-таки я рад, что был Собой,

Что жизнь ничью

В земном похмелье не пил.

1960

«Я не дождусь весны…»

Я не дождусь весны.

Скорей,

Скорей сорваться с якорей!

Скорей, скорей, скорей в простор,

Где колется небритый бор.

Где каждый кустик, каждый лист

Необычайно свеж и чист.

Где каждой травкой бытие

Берет и требует свое.

Я не дождусь весны.

Мой лед

Сам по теченью не уйдет.

Мои поля не зацветут,

Мне тучи силу не дадут.

Я это должен делать сам

Себе, и рекам, и лесам.

Чтоб мы с тобой — скорей, скорей,

Скорей сорвались с якорей.

Чтобы любовь трубили трубы.

Чтоб губы отыскали губы.

Чтоб лед трещал,

Чтоб птицы пели,

Чтобы глаза зазеленели

И капля утвердилась в теле!

1960

Друзья мои!

Поэта этого я знаю хорошо…

И, откровенно говоря,

Не очень люблю

Его однообразный труд.

Мне кажется,

Совсем нс в рифмах дело…

Мы за столом сидели —

Шумный стол.

Сияя звездами.

Два южных полководца

Возглавляли строй

Пустых бутылок.

Нам было весело.

Мы громко пели песни.

И вдруг он стал читать

Свои стихи о жизни.

А я следил,

Куда он повернет.

Поэта этого я знаю хорошо.

Мы сверстники.

В один и тот же день

Мы с ним пришли

В военкомат когда-то.

Я до предела наглотался фронта.

Да что рассказывать!..

В любое время года,

Как Балда чертей корежил,

Так и меня

Погода каждый день гнетет.

Поэт знакомый продолжал читать…

Он сделал все,

Чтоб жить поближе к тылу.

Потом он сочинил

Три томика стихов

О том, как он обижен

Тем, что не попал на фронт.

О том, что за своих друзей,

Погибших там,

Он будет мстить

Всю жизнь!

Слова в его стихах

Стояли прочно-напрочно,

И рифмой, как болтом,

Он стягивал любую строчку.

Как змейка,

Галстучек на нем

Откуда-то из Перу…

Кольцо на пальце

С острова Мадагаскар.

И сам он — голосом пророка —

Вещал, что он обязан жить

Еще напористей,

Упруже,

Интенсивней.

Что он на мушку взял

Уныние и грусть,

Что брать от жизни

Больше в двадцать раз

Он должен.

Он обязан!

Ложатся на него

Все жизни сверстников,

Погибших на лету.

Тяжелый груз!..

Но он нести обязан

Чужие жизни.

Должен долюбить за них

И додышать.

А, черт возьми!

Здесь за себя живешь

Не так, как надо.

Нехваток полон дом.

Три жалкие десятки

Я вечно с запозданьем

Посылаю матери.

А если б я погиб —

Он жил бы за меня?

Да, жил бы за меня!

Он любит жизнь,

Он жил бы за меня.

Мне стало страшно.

А что, подумал я,

Что, если бы такая мысль

Явилась мне тогда —

В бою?

Мне б было страшно

Оставить Родину

На этого, со змейкой.

А может, я

С годами

Трусом стал?

Ах вот как!..

И тогда я встал из-за стола.

Спокойным шагом

Вышел на балкон.

А ночь была такая,

Что звездочки продраились,

Как гвозди

На солдатских каблуках.

Седьмой этаж!

А там, внизу,

Огни витрин и магазинов разных,

И шум, и визг, и праздничный бедлам.

Нет, черт возьми,

Не трус!

Я прыгнул на барьер, потом, руками

Ухватясь за прутья,

Спустился за балкон.

И на фалангах пальцев

Повис, как обезьяна,

Между землей и небом,

Между животным страхом и собой!

И мне кричать хотелось

От восторга.

Нет, я не трус,

Нет, я готов разбиться

На мелкие кусочки об асфальт!

Вот стоит мне сейчас

Еще чуть-чуть

Ослабить пальцы —

И нет меня!

И больше нет меня.

Я слышал,

Как затихло все в квартире,

И радовался ужасу,

Который

Я бросил им —

Друзьям своим на стол!

А ужас был,

Предельный ужас был.

Потом хозяин, кажется,

Не помню,

На животе подкрался и спросил:

«Ты что?»

А я сказал:

«А что?»

«Пошли за стол,

Еще коньяк стоит»,

«Коньяк?»

Но пальцы онемели,

И подтянуться я уже не мог.

«Держись, держись», —

Мурлыкал он, как тигр,

И осторожно, но нáпрочно,

Железно

Схватил меня за кисть моей руки

И за-кри-чал!

К чему все это?..

Три месяца прошло с тех пор.

Сегодня ночью

Я в поту проснулся от ужаса.

Как уцелел?

Как не разбился я?

Мне страшно стало.

Черт возьми, вдруг шмякнуться

Беззвучно об асфальт!..

Зачем? И для чего?

Чтоб этот

За меня

Дышал потом?

Любил?

Мокрица!

Ему не плакать, не любить, как я.

Не вкалывать

С утра до самой ночи,

Пласт за пластом

Не выдать на-горá.

Взгляни на руки, нá.

Читай!

По этим вот курганам

Ты можешь предсказать

Судьбу России всей!

Друзья мои,

Кто жив еще пока,

Давайте долго жить,

Назло ему.

Друзья мои,

Дружней дышать давайте,

Чтоб гром стоял

От Буга до Курил.

Мы сами можем все!

За нас не надо жить…

1961

Вулкан

«Вот это живопись!

Я — за такую.

Ты достиг.

И нету ни черта,

И в то же время — всё!

Какому богу ты молился?

Ты сам не понимаешь, что изобразил.

Ну, брат, здесь ничего не скажешь!..»

Мой друг мне так сказал.

Я цвет открыл.

С сегодняшнего дня

Отсель пойдут владения мои.

Я ощутил упругость крыл своих.

Но торжество свое

Не показал знакомым.