Стихи - [10]

Макумба на сцене,

Макумба на сцене!

Мне кажется,

Ливнем и громом

Оценит

Природа

Танцора невиданный труд.

На полной отдаче искусство живет

На полной отдаче…

Как магма, горячей,

Холодной,

Как страшного случая пот.

Мне нравится,

Как Эсамбаев танцует!

1961

Тяжесть земли

Было довольно поздно,

Ноги почти не шли.

Казалось, я нес всю тяжесть

Вращающейся Земли.

Вдруг мир покачнулся —

И больно

Ударил асфальт в лицо.

«Давненько я не виделся

С лучшим своим бойцом.

Разведчик Орлов! Хороший…

Откуда? Я слезно рад.

Постой!.. Ведь тебя убили

Лет двадцать тому назад».

Небритый, он улыбнулся

И поднял вверх автомат:

«Нет, не убит, бессмертен

Погибший в бою солдат!

А ты это что здесь ищешь,

Ночью, на мостовой?

Давай помогу подняться,

Пошли, отведу домой.

Я слышал — ты стал поэтом?

Давай, лейтенант, пиши,

Только получше, с сердцем,

Чтоб правда,

И от души!

Я в рифмах силен не очень,

Но душу всегда пойму.

А правда, она поэту

Приятнее самому!»

Поэт улыбнулся косо:

«А с чем эту вещь едят?»

И был удивлен вопросом

Погибший в бою солдат,

Разведчик Орлов,

Под Клином

Убитый врагом в упор…

Он из-под каски кинул

Поэту в лицо укор:

«Дело, как видно, скверно…

Ты влип в этот мрачный ил,

Ты слезы и кровь, наверно,

Давно, лейтенант, забыл!

А помнишь, какое слово

В санбате ты нам давал?

Сам Батя тебя, Подкова —

Полковник поцеловал!

Ты клялся: „Пока, мол, бьется

Сердце в груди моей,

В стихах будет вдоволь солнца,

Правды суровых дней!“

Нету тебе пощады —

Вставай, и пошли скорей!»

И я почувствовал взгляды

Своих фронтовых друзей.

«Куда вы меня ведете?

Я сам,

Не толкай,

Пойду!»

Кто с пулею на излете,

Кто с мхом и землей во рту…

Без рук, без обеих даже…

Все это ко мне ползет…

Меня обвиняют в краже,

Расправа поэта ждет!

«Где правда, поэт, тебе мы

Вручили ее в бою?

Из этой бессмертной темы

Долю отдай мою!

Я ради нее, той доли,

Жизнь положил в бою!»

Было довольно поздно,

Ноги почти не шли.

Казалось, я нес всю тяжесть

Вращающейся Земли.

1962

Закат над Гималаями

Черпай, художник,

Нету дна

В мазке,

Отсюда взятом.

Палитра Рериха бледна

Перед таким закатом.

Лежат снега нетаемы,

Над ними пролетаем мы.

Чуть-чуть зеленоватый тон,

И вдруг — мечом — багряный!

Я в Гималаи погружен,

Я весь пылаю,

Я зажжен,

Я от желаний пьяный.

Чем это все запечатлеть?

Ведь память выдаст малое…

Как это выписать?

Как спеть?

Нетронуто-неталое.

И вдруг погасло.

Мы — во мгле

Летим

Под звездной кашей.

Мы — в небе.

На родной земле

Нет даже тени нашей…

1962

Танец змеи

Я подружился с ловким

Смуглым бородачом —

Мангуста на веревке,

Удав через плечо…

В тени баобаба

   сутки

Готов я глазеть без сна,

Как сипловатой дудке

Кобра подчинена.

Вот она вся — внимание,

Раздула свой капюшон,

И, как само страдание,

Взгляд ее напряжен.

Дрожит язычок двужалый…

Устала она, устала…

Вот откуда, пожалуй,

Здесь танцы берут начало.

Завороженный,

   сутки

Готов я глазеть без сна,

Как сипловатой дудке

Кобра подчинена.

1962

Я видел Индию

Я видел Индию…

Она

Закрыла мне собою солнце.

Все взбудоражила до дна

Во мне

И пестрой рыбой на огне

В моих ночах бессонных

Бьется!

Я видел Индию…

Она,

Еды и крова лишена,

Стоит с протянутой рукой

Над Гангом,

Над святой рекой

И просит:

Не жилья,

Не хлеба,

А милости

Уйти на небо,

Скорее перевоплотиться.

Я видел Индию…

Как гость,

Я видел Индию.

Дымится

Костер у Ганга

День и ночь.

И, тень отбрасывая прочь,

Там пес,

Рискуя подавиться,

Глодает человечью кость.

Я не пойму,

Я, видно, туп,

Чтоб все понять,

Что мы видали.

Вниз по реке

При нас сплавляли

Не до конца сгоревший труп.

Я видел там

Самосвятых.

Они мертвы,

Хотя и живы.

Нечесаны,

Немыты,

Вшивы.

И каждый думает,

Что он

За муки станет.

Близким Шиве.

Там ищут

Краткие пути

Уйти из жизни,

Как из ада.

Я видел Индию…

Не надо

Мне сказки говорить о ней.

Я видел там ткачей-детей.

Во тьме,

За ткацкими станками,

Ручонками, а не руками

Они, сутулясь, ткали сари.

И запах тлена,

Запах гари

Повсюду следовал за мной.

Я видел Индию…

Больной,

Кишмя кишащей,

Словно улей.

Я видел храмы,

Где уснули

Тяжелым сном

В пещерной мгле

Навеки каменные Будды.

Я видел тленье

На земле.

Я видел слезы

На столе.

В грязи

Брильянтов видел груды!

Еще я видел,

Как дробила

Там камни женщина

Одна.

До глаз закрытая,

Она

С грудным,

Под солнцем,

У дороги,

Сидела молча и дробила.

Дробила.

Била.

Била.

Била!

Как будто в ней была та сила,

Что Индию преобразит.

Как будто ей одной открыт

Секрет,

Как выстроить дорогу

К земному счастью,

А не к богу.

Я видел, Индия, тебя —

Мальчишья выдумка моя.

Моей тоской

Теперь ты стала.

1962

Не так это было

Молчите, молчите,

Не так это в Индии было.

Там тень — это тушь

В неразбавленном виде,

А солнце

Расплавленным мрамором льется

На плечи,

На сари,

На храмы,

В глаза обезьянке облезшей.

Не так это в Индии было,

Как вы говорите.

Туристы стояли тогда полукругом,

Мангýста — зверек незаметный —

Явился из солнца.

Он начал обнюхивать быстро

Травинки и воздух.

Он мне показался поэтом,

Влюбленным в дыханье природы.

Из тени змея появилась,

Из тени.

Еще раз напомню —

Из тени!

Она продолжением мерзким была

Уползающей ночи.

Мангуста вдруг фыркнул

И весь задрожал от волненья,

Взъерошился вдруг

От хвоста до загривка

И фыркнул еще раз.

Глаза его,

Эти два зернышка черных,

Наполнились яростью ярой

И выпрыгнуть были готовы

Навстречу ползущему страху.

Он больше не видел

Ни солнца, ни этой душистой природы,

Ни этих, в очках беспросветных,

Одетых смешно, иностранцев.