Стихи - [6]

Ну весь, как только что родился!

Я чуть ладошками прикрылся,

И к сумке — в поисках штанов!

Но кресло заняли меж тем:

Сидит жлобина меднорожий.

И молвит просто, без систем —

Не суйся, мол, себе дороже!

Мол, кто ты есть — права качать?

Босяк, бесштанная команда!

А дальше — в бога душу мать,

И вот поплелся я искать

Опять

Свой край обетованный…

Метель и в этом сне мела,

И роль свою она сыграла:

Погода летной не была,

Свободных кресел было мало.

Я их занять не успевал:

Я шкандыбал, шепча «о боже!»,

И стыд руками прикрывал,

А без стыда — быстрее все же!

Во сне ужасно я кричал,

Спасибо Вам, что растолкали!

Сидели мы и пили чай

И Вы мне сон мой толковали.

Сидел я, красный от стыда:

Уж так все в комнате блестело…

И думал я — вот так всегда:

Нет дела, видно, мне до дела!

Вы говорили, я кивал,

И подтверждал, и соглашался.

То, просыпаясь, засыпал

То, засыпая, просыпался.

Потом проснулся наяву,

Но на вопросы нет ответа:

Не то я сплю, не то живу,

Ни в то, ни в это веры нету!

Идет уборка без меня,

А я мечусь, сверкая задом.

И весь в дыму, но без огня,

И вроде близко, но не рядом.

А за окном метель метет,

Стоит нелетная погода,

И кто-то где-то что-то ждет

А кто-то делает чего-то…

 ₁₉₈₆

Сказки Алисины

Сказки Алисины стали не сказками,

Смотришь — имеют и к нам отношение…

Сказки Алисины стали подсказками,

В жизни понятными более-менее.

Время пить чай — с девяти до семнадцати,

Завтрак долой! (и обеды, и ужины…)

Будем фигурами (ах!) восторгаться мы:

Брюки приталены, платья обужены!

Если всерьёз — вот эффект зазеркальности

(Сколько ни знаешь, а всё удивляешься!):

Чем горячее к тебе устремляюсь я,

Тем от меня дальше ты удаляешься.

Наоборот, чем я рвусь интенсивнее,

Чем я неистовей узы развязываю,

Тем интерфейсней и интерактивнее,

Тем, в результате, мы ближе оказываемся…

Нету меня — лишь ухмылка болтается:

Правда, ухмылка совсем не чеширская.

Эта ухмылка упорно пытается

Выглядеть бодро, хоть носом и швыркает.

Тащат вальта — отрубать ему голову,

(Нет головы: уж полгода потеряна!)

Что ж, Королева, найдёте другого Вы:

Этот уже не внушает доверия!

Снова на площади шумно и весело:

Единорог против Льва — развлечение!

Что ж, Королева, ты носик повесила?

Вам — удовольствие, нам — огорчения!

С грустью смотрю, не борюсь, а бездействую,

Намертво, надолго за сердце схваченный…

Снова пою, только грустные песни те.

Снова пишу, и похоже, что начерно…

Что говорить — всё давно уже сказано.

Даже, пожалуй, побольше, чем надо бы.

Всё позапутано и позавязано,

А на пути к тебе — дзоты и надолбы.

Нет чтобы флиртиком стать полушуточным!

Стало громадою, сердце сдавившею,

Не отпускающей ни на минуточку,

Всё заполняющей, всё победившею…

Всюду со мною: ни скрыться, ни спрятаться,

Каждая клетка тобою пропитана.

Всё бесполезно — и рваться, и пятиться,

Боль не уходит — лишь больше свербит она.

Груз неподъёмный — и крылья несущие.

Счастье моё — и проклятье желанное…

Самое важное, самое сущее,

Неистребимое и постоянное…

_{(6 января 1986)}

Опять руке — работа…

Опять руке — работа,

Опять душе — забота.

Ведь мне сказать охота,

Чтоб новенькое что-то.

А что ни скажешь — было.

Ну, не Толстой, так Шиллер.

Вот, только осенило —

А, глядь, опередили!

Стихи мои нескладны,

А их писать накладно.

Ты встретишь их прохладно,

Но я подумал — ладно!

Что о тебе я знаю?

Что ты — вода живая.

Живая, ключевая,

И часто — ледяная.

А я устал в дороге,

Лежу, раскинув ноги,

Уткнувши в землю роги,

И чьей-то жду подмоги.

Ушёл я от погони,

Да зной проклятый донял…

На раскалённом склоне

Я зачерпнул в ладони.

Но хоть от жажды маюсь,

А выпить не решаюсь.

Чего-то дожидаюсь.

Ведь я тобой спасаюсь.

Ты всё-то понимаешь,

Ты голову склоняешь,

Меж пальцев утекаешь,

И таешь, таешь, таешь…

_{(1 февраля 1986)}

Я пил горячий шоколад…

Стих, написанный в премилой кафушечке на Андреевском спуске в Киеве, рядом с домом, в котором М.Булгаков написал «Белую гвардию». Впрочем, ни М. Булгаков, ни «Белая гвардия» не имеют к стиху никакого отношения…

Я пил горячий шоколад

И лопал взбитые я сливки

Но был в душе, увы, разлад,

А мысли скомкались и слиплись…

Ну, много ль в сливках вкусноты?

Не в этом суть деликатеса!

Коль не сидишь напротив ты,

В нём вовсе нету интереса…

Важнее — заговор вдвоём,

И к каждой ложке — как приправа,

Улыбка на лице твоём,

И жест, и вздох, и взгляд лукавый.

А тут — ну, как удар в поддых:

С морским каким-то офицером

Вошла и села… нет, не ты,

Но вот в пальто таком же сером.

А я ловил свой кайф один,

И лез рукой в карман нагрудный,

И щупал нитроглицерин:

Уж очень вдох давался трудно.

С едой — замнём для простоты.

Ну правда, чёрт с ним, с шоколадом:

Не в том беда, что где-то ты,

А в том, что ты не будешь рядом.

Решаться надо и решать.

Довольно, братцы, телепаться…

Но невозможно оставаться

И невозможно убежать…

_{(16 ноября 1986)}

Признаюсь, я очень подвержен влияньям…

Признаюсь, я очень подвержен влияньям.

Меня, кто захочет, с собою веди!

К себе примеряю любые призванья:

Куда б ни идти, лишь бы только идти

Читаю Толстого — и вот я толстовец,

Читаю Торó — и в избушку стремлюсь,

С Рабле и Боккаччо я к пиру готовлюсь,

С махатмою Ганди — исправно пощусь…

Белова читаю — и лезу в крестьяне

Высоцкого слушая, я — гражданин,

Вот Новый Завет — я уже христиáнин

(Или, может быть, правильней — христианúн?)