— Но управляла домом ты, — кричала Наргес. — Все ключи, все ходы и выходы были в твоих руках! Я же гнула на тебя спину, как рабыня. Только ради Мешеди я послушно исполняла все твои распоряжения. Ведь ты каждый вечер его ругала, истязала, и он вынужден был укрываться у меня. Я знаю, ты хотела, чтобы я выгоняла его из своей комнаты, ты хотела затравить его и в конце концов убила-таки. Ты с ним без конца ссорилась, а теперь вдруг он стал дорог тебе!
— Нечего было ему приводить в дом соперницу — вторую жену. Как мужчина сердится, когда ему указывают на недостатки жены, так и женщина злится на вторую жену, которую муж привел в дом. Этот старый осел, пока был жив, тем и занимался, что точил меня, и, уйдя на тот свет, оставил вместо себя — тебя.
— Ты сама виновата. Женщина, не умеющая вести хозяйство и ухаживать за мужем, должна быть готовой к беде — ждать в доме соперницу. Да это все позади, дело прошлое, а вот присваивать наследство сироток — грех. Ведь по-настоящему браслеты на твоих руках тоже принадлежат сироткам. До сегодняшнего утра на тебе был только один браслет, откуда же у тебя два других?
— Воспользовавшись ссорой, эта Наргес хочет поживиться! Двадцать пять лет не покладая рук тружусь я в доме этого человека. А женщина, вчера только пришедшая в дом, не может видеть на мне моих же вещей. Все, что я говорю о нем...
— Ханум, помолитесь, — унимала спорщиц Биби-ханум. — Прикусите языки, это же богопротивное дело! Ведь дух умершего еще слышит ваши слова. Вы сами говорите, что не прошло еще и трех часов после его смерти. Подумайте о его детях.
— Подумаешь — колокольчики у гроба, — родились-то перед смертью отца, — сказала с пренебрежением Маниже.
— О, горе мне, смотри, покойник! — со слезами в голосе крикнула мать Наргес.
— Родимые, глядите: Мешеди, Мешеди появился! — не своим голосом закричала Биби-ханум и тут же онемела, словно у нее отнялся язык.
Дверь отворилась, и в белом, измазанном глиной саване, с бледным лицом и взъерошенными волосами появился Мешеди. Он встал у входа и прислонился к косяку. Женщины завопили в один голос.
Затем Маниже растерянно сняла с шеи кошелек и вместе со связкой ключей и браслетами бросила к ногам Мешеди:
— Нет, нет, не подходи ко мне! Возьми все это и уходи, ты покойник, покойник... Возьми свои ключи, сто туманов, которые я вытащила из сундука, лежат в кошельке вместе с распиской на пять туманов. Бери и уходи. Пощади меня, уходи, уходи, — крикнула Маниже и спряталась за спину Биби-ханум.
Развязав уголок платка, Наргес что-то достала оттуда и тоже бросила Мешеди:
— Вот тебе твои искусственные зубы и пять туманов, взятые мною у Шейха Али, бери и уходи, скорей уходи, — сказала она и, прикрыв ладонями лицо, бросилась к матери.
— Это те самые зубы, которые стоили Мешеди пятьдесят туманов! — пробормотала Маниже.
Изумленный, с усмешкой на губах, Мешеди ответил:
— Да не бойтесь же, я не умер. Был просто небольшой апоплексический удар, в могиле я пришел в себя.
— Нет, нет, ты умер, уходи, оставь нас в покое! Ведь ты меня не любил, вон твоя любимая жена, — бормотала Маниже.
— Да не умер я. Меня не успели засыпать землей... Я пришел в себя... могильщик замешкался, а я поднялся... и убежал. Добрался до дома Юзбаши... накинул его аба, и он меня привез сюда на дрожках. Вон он стоит во дворе.
— Да... Все это проделки Шейха Али! — со злобой прохрипела Маниже. — Три часа он продержал покойника на земле! Кальян, дайте мне кальян! Ох, заживо погребенный... заживо погребенный!
Заметки
[
←1
]
> Обычную штукатурку прикладывают к носу больного, считая, что она обладает целебными свойствами.
[
←2
]
> Карун — имя богача, упоминаемого в библии.
[
←3
]
> Омм-оль-Бани — одна из жен Али, первого шиитского имама, погибшего от руки убийц (см. сноску на стр. 121).
