Стерегущий - [4]
В октябре 1889 года Оленька и Трирогов обвенчались.
После венчального обряда все спустились в актовый зал поздравлять молодых.
В толпе ловко и проворно засновала рать лакеев, разнося шампанское в бокалах, фрукты и конфеты, и все двинулись к Трироговым с приветственными возгласами. На Сергеева набежала печаль, как мгновенная белая пена, но не было ни больно, ни страшно, ни жаль решительно ничего. Издали взглянув еще раз на Олю, он мысленно прошептал: «Что ж, будь счастливой, любимая», — и ушел, не подойдя с поздравлением к Трироговым.
Но дружба с ее братом не порвалась, хотя в первые годы службы Владимиру Дмитриевичу повезло больше, чем его другу. Когда оба они в конце 1893 года получили назначение на один корабль, отправляемый на Дальний Восток, молодой Менделеев уже возвратился из кругосветного плавания, побывав в Индии, Японии, Китае, Корее и Владивостоке. И Дмитрий Иванович, давно имевший уже вторую семью, и Феозва Никитична, одиноко жившая на своей даче в Ораниенбауме, были одинаково рады тому, что Володя и Саша опять будут вместе.
Дмитрий Иванович так трогательно заботился о старшем сыне, что Сергеев перед отплытием на Дальний Восток особенно остро ощутил отсутствие родной семьи и снова стал думать о близких людях, ушедших из жизни навсегда. Особенно часто он вспоминал бабушку. Должно быть, это были отзвуки на впечатления, полученные в последние дни пребывания в отчем доме…
Страницы альбома подходили к концу. Сергеев видел себя уже офицером русского флота, но вот снова встретился маленький снимок веселого мальчугана в матросском костюмчике.
Отец, мать и он должны были ехать тогда в Архангельск. Папу переводили на новую службу. А с неделю назад над бабушкиным балконом поселились какие-то незнакомые, чистые, как мечты, птицы. Бабушка сказала, что они, наверное, летят с севера, может быть из того же Архангельска, что им нужно набраться сил для дальнего заморского пути, и кормила их, насыпая крупу и крошки на дощечку, специально прибитую для этого под окном. Когда на дощечке было пусто, птицы стучали клювиками в стекла окна, а иногда влетали на балкон и проносились через него с требовательным чириканьем.
Каждый день водила бабушка Сашутку в лес. Густая тень лежала на тропинке, на мягкой, в осеннем цветении траве. Солнце с трудом пробивалось в гущу, высвечивая листья лип и кленов. Упрямо поднимались кверху, расправляя могучие кроны, дубы и вязы, тополя и яворы. По-солдатски надежно загораживали вход в чащу вытянувшиеся во фронт сосны.
Бабушка знала в лесу все: и куда лучше идти и как называются различные травы, цветы, деревья…
В лесу они собирали сосновые шишки, и бабушка учила:
— Эти не бери, старые, пустые. Люди тоже есть такие. Живут, живут и не знают, для чего живут, для чего жили. Брось, брось, видишь пустая, прошлогодняя, семена из нее уже повысыпались.
Бабушка пренебрежительно отбрасывала в сторону не понравившуюся ей шелуху, и сама легко наклонялась, быстро собирая плотные, коричневые шишки.
— Эти хорошие. Видишь, семян сколько. Высокие сосны из них повырастут, как раз для мачт. А пока подрастать станут, будут шуметь, шептаться промеж себя о своем, о заветном, и не вспомнят, что ходили тут бабушка с внуком, и не загрустят, не поплачут, что обоих давно уж на свете нет. А придет время, и самих их срубят и мачтами на кораблях поставят. Всколыхнутся около них белые паруса, вздутые ветром, и помчат сосны корабль в сторону чужедальнюю, тоскуя о земле родной, навеки покинутой…
Последний раз приезжал Саша Сергеев погостить туда уже из корпуса. Все лето жил, как в чудесном сне, но перед самым отъездом в Питер простудился на рыбной ловле. Доктор сказал, что ехать пока и думать нельзя. Захолодало сразу же после успения. Ранняя осень давала переменчивые дождливые дни. То надвигались тучи, и лил густой теплый дождик, то они проплывали к морю, и небо делалось ясно-синим, словно летом. Днем через белые пушистые облака не раз и не два проглядывало солнце, освещая далекие горизонты, омытые дождем кусты и деревья, наново зеленевшие невспаханные поля и вытоптанный луг. К покрову снова приехал доктор, осмотрел Сашу, разрешил ехать. Остался ужинать. Пил с дедушкой ром и вспоминал с ним парусный флот, жалея об уходящей его красоте. Дедушка, грозно поглядывая на Сашу, говорил:
— Какие теперь моряки! Чего доброго, они через полсотни лет не по воде — по воздуху плавать начнут!
Никитин, подав Саше тарелку с голубцами, тяжело вздохнул:
— Ешьте, в вашем Питере таких не дают!
И Саша ощутил в его голосе ласку и грусть. После ужина бабушка играла на клавесинах «Уймитесь, волнения страсти» и марш из «Фауста», а потом прикладывала к глазам платок.
Когда надо было ложиться спать, половину окна у себя в комнате Саша оставил открытой. Всю ночь шел дождь, мелкий, неугомонный, и Саша под его звуки вписал в свой дневник, что ему жаль уезжать отсюда, но он едет, потому что нужен отчизне, которой готов отдать все, что имеет, даже жизнь.
День спозаранку выдался серый. Шумел ветер, сбивая с мокрых ветвей остатки желтых и красных листьев. Тепловатая сырость перенасытила воздух. Влага оседала на Сашином форменном пальто, на поднятом верхе экипажа, на лошадиных наглазниках. Над ожидающим экипажем с противным карканьем пролетали и кружились вороны, на кожаный верх с легким капельным стуком падали с соседней сосны намокшие шишки.
XVII век, колонии Нового Света на берегах Карибского моря. Бывший британский офицер Эдвард Дойли, потеряв должность и смысл жизни, волей судьбы оказывается на борту корабля, принадлежащего пиратской команде. Ему предстоит пройти множество испытаний и встретить новую любовь, прежде чем перед ним встанет выбор: продолжить службу английской короне или навсегда присоединиться к пиратскому братству…
В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.