Степные хищники - [45]

— Вася, поцелуй! — горячими со сна руками притянула к себе. У Василия закружилась голова.

На большом просторном базу обучали лошадей. Полный курс выездки верховой лошади делится на два периода: предварительную подъездку и окончательную доездку. Доездка производится в войсковых частях, а подъездка — в военно-конском запасе. В гражданскую войну за недостатком времени подъездка производилась весьма примитивно: лошадь приучали седлаться и не сбрасывать с себя всадника. Вот и все.

Однако от диких и полудиких степных маштаков, из которых добрая половина не видела людей до зрелого возраста, не знала седла и уздечки, и этого добиться стоило немалого труда. Коня седлали, повалив наземь, затем долго гоняли на корде с пустым седлом и уже много позже, когда скакун осваивался с грузом на спине и утомлялся, на него садился человек. Начиналась яростная схватка сильного животного со слабым, но ловким человеком. Лошадь вставала на дыбы, делала перекидки, то есть, поднявшись свечкой на задних ногах, моментально опускалась — прыгала на передние, одновременно взбрыкивая задними, наконец, падала на землю и каталась в надежде раздавить и седло, и наездника. Как правило, в конце концов лошадь смирялась. Затем наступала последняя стадия: наездник выезжал за ворота в степь, где помочь ему никто не мог. Случалось, что степной простор, бескрайнее приволье пробуждали в полуукрощенном коне жажду к утерянной свободе, и тогда происходил отчаянный поединок. Кружась на месте, лошадь старалась выбить всадника из седла, умчаться в степь, а тот ударами, криком понуждал ее к повиновению. Победа оставалась за человеком. Бешеная скачка выматывала силы животного, и, окончательно укрощенное, оно послушно шагало на баз.

В воротах Щеглова встретил старший наездник, белобрысый парень маленького роста. На расцарапанном лбу у него запеклась кровь, по лицу крупными каплями стекал пот. Парень вытирал его и не мог вытереть.

— Не лошадь, а черт, анчутка какая-то! — сказал старший наездник и махнул рукой на середину двора, где стояла золотисто-рыжая кобыла. Большим огненным глазом она косилась на людей.

Хороша! Щеглов залюбовался исключительно правильными формами конского тела, блестящим отливом шерсти и стройными, словно выточенными, ногами животного.

— Эта?

— Она самая. Второй раз выводим. Как только подседлаешь, так к себе не подпускает, бросается навстречу, ровно тигра уссурийская.

— На Дальнем Востоке служил? — догадался Щеглов по сравнению.

— В Приамурье, — подтвердил парень.

— А без седла подпускает?

— Без сёдла ничего — смиренная.

Держась одной рукой за корду, Щеглов осторожно приблизился к лошади и шагах в двух от нее остановился. Кобыла не шевельнулась.

«Глаз — умный, не злобный», — определил Щеглов. Готовый каждый момент отскочить, он подошел вплотную, — ничего. Осмелев, взялся за гриву, — то же.

Самое чувствительное место, которое бережет и к которому не позволяет прикасаться необъезженный конь, — это спина, и когда Щеглов клал руку на спину рыжей, он был уверен, что в следующий момент придется давать стрекоча, и поэтому наметил, куда прыгать. Державшие корду красноармейцы (кордовые), заметив движение командира, тоже приготовились дернуть за аркан, чтобы лошадь не смяла человека, но… рука Щеглова коснулась широкой спины, погладила, даже слегка хлопнула по мягкой шерсти, и ни-че-го!

«Может быть, она седла с подпругами не выносит, а всадника терпит? — подумал Щеглов и, моментально решившись, прыгнул на лошадь. Старший наездник ахнул, а кордовые чуть не выпустили из рук веревку. Щеглов сидел и улыбался: — Эх, вы, наездники!»

Прошла минута. Чтобы послать кобылицу вперед, Щеглов тронул ее бока шенкелями[40], и тут-то началось.

Щеглов успел еще заметить входившую в ворота Устю, но затем баз, люди, лошади, земля и небо завертелись, заплясали вверх, вниз, в стороны. Кобылица взвилась на дыбы, метнулась вбок так, что кордовые потащились по земле. Старший наездник и с ним еще двое бросились к кордовым на помощь, кое-как остановили кобылу и повернули ее головой к центру база, но она тотчас же совершила молниеносный прыжок вбок и поддала задом. Щеглову показалось, что баз рухнул в преисподнюю. Изо всех сил сжимая ноги, держась одной рукой за гриву, а другой опираясь на круп, Щеглов балансировал.

«Если ляжет, — прыгну в сторону», — подумал Щеглов. Однако кобылица не легла, наоборот, она высоко подбросила зад, пряча одновременно голову между передними ногами. Щеглов напряг мышцы живота, спины, выгнулся до предела, удержался, но с ужасом почувствовал, что на шароварах лопнул кожаный ремень. Рыжая, как в цирке, семенила на задних ногах, а наездник мало-помалу съезжал вниз, потому что спустившиеся шаровары мешали охватить лошадь ногами. Следующая перекидка должна была стать роковой.

Неотрывно следившая за мужем Устя ахнула и, вырвав винтовку у табунщика, передернула затвор.

Р-раз!..

Щеглов перелетел через голову, прокатился по земле. Кобыла прыгнула на него, но кордовые разом рванули аркан, и по затылку лежащего лишь скользнуло заднее копыто. За долю секунды перед этим громко хлопнул винтовочный выстрел, и на ухе рыжей появился еще один, нигде не записанный иверень. Устя бросилась к Щеглову.