Степкино детство - [46]

Но вот гомон в мастерской стал затихать. Хозяин поднял руку. Мастер, стоявший за креслом хозяина, тоже поднял руку. И стало тихо. И загудел голос хозяина:

— Дорогие мои работнички, ездил я в Саровскую пустынь на богомолье… Молиться об излечении любезной нашей мамаши, Авдотьи Кузьминичны… чтобы исцелил ее господь от недугов ее…

Тут чей-то голос перебил хозяина:

— Господин хозяин, не тяни душу. Жрать хочется.

— Ты думаешь — эго кто? — спросил Готька, толкая локтем Степку.

Степка промолчал.

— Не знаешь? А я знаю. Магаюмов это, слесарь, тот, что в обед с тобой разговаривал. Первый грамотей! Башка!

А хозяин, словно и не слышал Магаюмова, продолжал говорить:

— И ради исцеления любезной нашей мамаши дал я святому угоднику обещание не оставлять вас в своих помыслах.

Старики закивали бородами. А которые поседее, закрестились.

Черные руки слесарей, кузнецов, литейщиков потянулись к шапкам.

— По гривеннику бы к поденке накинул! — крикнули слесари.

— А нам хоть пятак на пуд надбавь! — зашумели литейщики.

— А нам не прибавляй. Нам время рабочее убавь, — подали голос кузнецы.

Ребята кубарем скатились с дрыгалок, тискались между взрослыми и кричали в один голос:

— К работе нас приставь, хозяи-и-ин!

А хозяин молча поглядывал на всех, покачивал головой да поигрывал слониками и собачками на своей цепочке.

Потом встал с кресла. Прошелся туда-сюда. И сказал тихо, дрогнувшим голосом:

— Не про то ваши слова. О чем только разговор ведете!.. Гривенники… пятаки… Совестно слушать. Икону я обещался поставить. Икону святому покровителю завода нашего Николаю-угоднику. И нерушимо будет мое обещание. Здесь в механической и поставим.

Тут хозяин закатил глаза к потолку и, в подтверждение своих слов, широко, размашисто перекрестился — раз, другой, третий.

Тихо стало в мастерской. Но всего лишь минуту. А потом из угла, где стояли кузнецы, грохнуло:

— Не согласны! Не нужна нам твоя икона!

— Не согласны! — закричали по всей мастерской. — Не согласны!

— Зря проморил нас тут!

— Думали, в самом деле путное скажет!

— Ну тебя к бесу! — кричали со всех сторон.

Все сорвались со своих мест и толпой повалили к дверям.

Только мальчишки стояли перед хозяином, открыв рты.

А со двора, с улицы доносились голоса:

— Чтоб тебя разорвало, Обла-ай!

Глава XIX. В ученье

Однажды, близко к рождеству, когда уже морозец по утрам прихватывал землю, обходя станки, мастер сказал Степке:

— В обед зайди ко мне в конторку.

После звонка на обед Степка наскоро пожевал хлеба с воблой и пошел в конторку. В дверях, без шапок, стояли ребята с дрыгалок. Степка стал рядом с ними и снял шапку.

Мастер походил по конторке взад-вперед и сказал хорошим голосом:

— Накройтесь, ребятишки. И вот что, миляги, я хочу вам сказать: хозяйка наша, Авдотья Кузьминична, плоха. Слышали? Обезножила совсем. Пальцы уж на ногах не шевелятся. — Оболдуй вытянул руки и неподвижно растопырил пальцы. — Ни туда ни сюда. Вот хозяин и приказал сказать, что на вас надеется. Ребячьи молитвы до господа доходчивы. Так что вы, ребятки, утром и вечером помолитесь-ка богу об исцелении ног рабы Авдотьи.

Ребята переглянулись: «Только-то?.. Затем только и звал, чтобы про хозяйкины ноги сказать?»

Мастер будто понял мысли ребят:

— Да что вы насупились? Не задаром, чай, молиться будете! — крикнул он сердито. — За эти молитвы к ученью вас приставляем. И как только чуть-чуть зашевелятся пальцы, — еще по гривеннику в день и харч от хозяина. Поняли?

Тут только ребятишки опомнились: счастье валит! Работе учить будут! И досада на мастера прошла в одну минуту. И таким добрым он показался ребятам. И все, не сговариваясь, весело крикнули:

— Спасибо!

— Становись на колени, валяй «Отче наш!»

Все четверо повернулись к переднему углу и, брякнувшись коленями об пол, закрестились на две огромные бутыли с олифой.

— Отче наш, иже еси на небеси…

— Стоп! — скомандовал мастер. — Стоп. После «на небеси» говори: «Помилуй рабу твою Авдотью. Исцели ноги ее».

— Помилуй рабу. Исцели ноги у Авдотьи, — повторили ребята.

— Хорошо. Вставай с колен, — приказал Оболдуй. — Теперь будем распределять — кого куда. С тебя начнем, Размазня, с самого маленького. Ты куда хочешь?

— Я на слесаря, как в комтракте, — шмыгнул носом Размазня.

— «Как в комтракте»! Говорить еще не научился, а туда же, в слесаря. В кузницу пойдешь, комтракт, клещи кузнецам подавать, вершники там ихние, нижники вовремя подсовывать, мех дуть. Это дело по тебе.

Размазня, должно быть, не сразу понял. Он смотрел на Оболдуя широко раскрытыми глазами. Потом скулы у него вдруг дернулись и глаза налились слезами.

— Не хочу в кузницу, не хочу, — тихо сказал он.

— Ладно. Прочь в сторону, — мастер оттолкнул его к двери. — Ты, Моргачонок, куда хотел?

— Я тоже на слес…

Но мастер не дал договорить Моргачонку.

— Из тебя слесарь, как из сопли пуля, — сказал он. — В литейную пойдешь. Землю сеять, опоки набивать. Приглядывайся к литейному делу.

Моргачонок вывернул ладони.

— Не хочу литейщиком…

— В сторону! — гаркнул на него мастер. И оглядел Степку с Готькой.

У Степки захолонуло сердце: «И меня в кузницу или в литейную. Не быть мне токарем».

— Ты, Готька, к верстаку пойдешь, — услышал Степка голос мастера. — Принести — отнести, подать — принять. Слесарем учись.