Степкино детство - [27]
— Хвасту-у-ун, — заорали с крыши Степка и Суслик в один голос.
Теперь они остались на крыше вдвоем. Внизу проходили люди, тарахтели ломовые извозчики, хлопали калитки, скрипели полотнища ворот. Народ расходился и разъезжался по своим дворам. А ватажниц нет, и деда нет… Когда же они? Поздно уж… И вдруг — песня. Степка и Суслик вытянули шеи… Протяжная песня, знакомая… И сейчас же в сумерках забелели платки. Это они идут, ватажницы, «бабы в штанах». И вправду чудные: с ног — совсем мужики, в сапогах, в холщовых штанах. А лица все бабьи, и головы платочками белыми повязаны.
Еще до горницы до Васиной не дошли ватажницы, а на крышу уже пахнуло от них рыбой, смолой, морем. Они на промыслах-ватагах работают. За день каждая три тысячи рыбин, а то и больше, порежет, посолит и в солильные чаны уложит. И все равно домой идут с песнями. Одна затянет, другие подхватят;
Ватажницы тоже тащат шабашки — живых сазанов с золотистой чешуей или серебристых сельдей на кукане. Этим шабашек хоть и не дают, да они сами берут.
— Мамка-а! — закричал Суслик.
Расталкивая товарок, из толпы ватажниц выбралась маленькая Марина — мать Суслика, подошла близко к Васиной горнице и закивала головой ребятам.
— Прощай, Степ. Поужинаешь, выходи на завалинку, — сказал Суслик. И с одной дощечки на другую, с крыши на обгорелый столб — прыг к матери. Выхватил у нее из рук сазана — и пошли.
Степка видел, как Суслик затесался в ораву ватажниц и что-то говорил им, размахивал руками, останавливался, показывал пальцами на звонаревский двор. Ватажницы тоже оглядывались на звонаревский двор и только головами качали.
Уже весь народ прошел. Только деда одного все нет и нет… А уж поздно. Вечер переходит в ночь. Темная синева опустилась на крыши домов. И все запахло по-иному — и пыль и трава…
И вот уже в синих сумерках загораются огоньки. Значит, зашагал по слободке маленький молчаливый человечек на тоненьких ногах, в сером колпачке на голове.
Под мышкой у него стремянка, тонкая и легкая, как он сам. В руках — фляга с маслом, на поясе ламповый ерш.
Это фонарщик.
Чтобы не тратить спичек, фонарщик таскает с собой зажженную лампу. Лампа на бегу мотается, желтые пятна света прыгают с земли на заборы, с заборов на крыши.
Вот он подбегает к фонарю на углу Безродной, вскидывает на него свою стремянку в три жердочки и взлетает вверх.
Фонарь — вровень с крышей, на которой сидит Степка. А все равно не уследить Степке за руками фонарщика, не понять их проворства. Мелькнет черный ерш в ламповом стекле, булькнет масло из фляги, и огонек вспыхивает. Всё — разом, всё одним духом. И уже хлопает дверца фонаря. И уже сам фонарщик соскользнул на землю, стремянка — под мышкой, и он бежит дальше, к следующему фонарю.
С тех пор как Степка помнит себя, он помнит и фонарщика, и никогда не слыхал он, чтобы фонарщик произнес хоть слово. И старшие не слыхали. Губы у него всегда крепко сжаты, вытянуты в ниточку, точно на ключ заперты. Каждый вечер пробегает он на своих тоненьких паучьих ногах по слободке. А вслед за ним, как звездочки в небе, зажигаются и бегут огоньки.
Чудной он. Ни на одного человека не похож. А может, он колдун какой-нибудь?
Уже зажглись все шесть фонарей слободки — по одному в начале и в конце каждой улицы. Фонарщик засеменил через мост. Теперь и по той стороне побежали огоньки, то пропадая в низинах, то выбегая на бугры. Огоньки уже замелькали по Ново-Продольной, по дороге к городу…
А деда все нет и нет…
Что-то теплое, мягкое ударило Степку в щеку и с тихим писком шарахнулось в сторону. Летучая мышь. Вот она, тут. Зацепилась лапками за выступ на трубе крыши и повисла вниз головой.
Степка осторожно покосился на нее: висит тихая, серая. И уши торчат — большие, прозрачные, будто у человека.
«Сосчитаю до ста, — подумал Степка, — не придет дед — уйду домой. Ну его».
— Раз, два, три, четыре, пять, — считает Степка, зажмурив глаза и прислушиваясь к шорохам. Сосчитал до ста. Тихо. Насчитал еще сто… Нет, не идет дед.
Степка нащупал ногой перекладину и, шурша по ржавчине крыши, стал спускаться вниз. Уперся ногой в последнюю перекладину и вдруг замер. То ли показалось, то ли в самом деле мышь на трубе вздыхает, как человек вздыхает.
Закрыл глаза. Прислушался… Вздыхает.
— Кш-ш-ш, — тихонько шугнул он ее.
Летучая мышь поднялась с трубы и темной паутиной пролетела над его головой.
Лоб у Степки покрылся испариной.
— Деда! — крикнул он.
«Э-да-а», — отозвалось эхо за рекою.
Степка еще больше испугался этого одинокого звука.
— Да дедушка же, где ты? — уже сквозь слезы повторил он.
И будто в ответ — топ-топ! — чьи-то шаги.
Он. Ей-богу, он! Его шаги! И сразу сердцу легко. И страха как не бывало.
Лампа в фонаре осветила знакомую фуражку с надорванным козырьком, щетинистые усы и бритый крутой подбородок. Он, родненький, он.
— Деда, — крикнул Степка с крыши, — что же ты нынче!.. — Голос у Степки осекся. — Что же ты нынче… так долго?
В темноте и Фокеич не сразу понял, откуда его окликают.
— Эге, вон ты где, ваше благородие. Тебя и не видать тут. Как курица на нашесте, нахохлился. А я думаю: кто это меня кличет? Будто твой голос и не твой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лариса Румарчук — поэт и прозаик, журналист и автор песен, руководитель литературного клуба и член приемной комиссии Союза писателей. Истории из этой книжки описывают далекое от нас детство военного времени: вначале в эвакуации, в Башкирии, потом в Подмосковье. Они рассказывают о жизни, которая мало знакома нынешним школьникам, и тем особенно интересны. Свободная манера повествования, внимание к детали, доверительная интонация — все делает эту книгу не только уникальным свидетельством времени, но и художественно совершенным произведением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.
Вот было бы здорово, если бы каникулы никогда не заканчивались, твой брат был самым-самым известным музыкантом, а в школе все-все без исключения хотели с тобой дружить. Казалось бы, не это ли мечта всех школьников? Но в реальной жизни всё оказывается не так просто. Да и мечты порой оборачиваются не долгожданной радостью, а сплошным разочарованием. Взрослеющие герои знаменитых повестей Анатолия Алексина помогут тебе самому стать старше вместе с ними, расскажут о чести и достоинстве, о первой любви и дружбе, о самых верных друзьях и о самой жизни – такой интересной, полной открытий и свершений! Для среднего школьного возраста.