Степень вины - [12]

— Как вы оказались в его номере?

— Это связано с моей работой. — Помедлив, она сказала: — Сколько раз мне объяснять одно и то же?

Минуту Монк рассматривал ее.

— Лично я все это знаю, — ответил он. — Но идет магнитофонная запись.

— Ну хорошо. — Она пожала плечами. — Я — тележурналистка, из Эй-би-си. С осени участвую в программе «Дидлайн», готовлю интервью.

Неожиданно Марии захотелось, чтобы Монк подтвердил, что была у нее жизнь и вне этой комнаты.

— Вы смотрели — по вторникам, вечером?

Инспектор молчал, не желая, чтобы тон допроса изменился.

— Жена смотрит, — наконец буркнул он. — Продолжайте.

— Вот почему я встретилась с ним. Собиралась обсудить будущее интервью.

— Кто организовал встречу?

— Это была его идея. — Мария уловила горечь в собственных словах. — Он позвонил мне.

— Куда?

— Он разговаривал с моими сотрудниками в офисе. В Манхэттене. — Она помолчала. — А я позвонила ему из дома.

— Что он сказал?

— Сказал, что, по его мнению, мне будет интересна книга, которую он только что закончил.

— Он говорил, о чем эта книга?

— О Лауре Чейз.

Монк не спросил, кто она; но все-таки, подумала Мария, на магнитофонной кассете надежней, чем в головах людей, хранится память о богине киноэкрана, которая, сунув себе в рот револьверный ствол, нажала на спусковой крючок.

— Ренсом уверял, что располагает новыми сведениями о ее самоубийстве.

Монк был слегка озадачен.

— Когда умерла Лаура Чейз?

— Почти двадцать лет назад.

— Какого рода сведения были у Ренсома?

Выдерживая тон, Мария помедлила:

— О ее связи с сенатором Джеймсом Кольтом.

После минутного замешательства Монк спросил:

— Джеймсом Кольтом?

Он произнес имя тихо, как будто для себя. Казалось, он потерял нить разговора.

— Джеймсом Кольтом, — повторила Мария. — Столько слухов, сплетен, разной мистики связанно с ее самоубийством! Помните — «Кто убил Лауру Чейз?» Говорили о таинственной женщине, позвонившей в полицию и сообщившей, что Лаура застрелилась. Это событие, наверное, будет бесконечно обрастать домыслами: не далее как в прошлом месяце на вечеринке один человек уверял меня, что Лауру Чейз убило семейство Кольтов — эта связь лишала его шансов на президентский пост, — и что неизвестная женщина, позвонившая в полицию, была не кто иная, как жена Кольта. — В голосе Марии зазвучала горечь. — Но Ренсом сказал, что у него есть кое-что новенькое, никому не известное. Собирался сообщить это мне.

— И что это было?

— Ренсом утверждал, что Джеймс Кольт встречался с ней в Палм-Спрингс за неделю до ее смерти. Она была пьяна, одурела от наркотиков. — Мария сделала паузу. — Когда сенатор Кольт закончил с ней, сказал мне Ренсом, он передал ее двум своим друзьям.

Монк, казалось, с трудом сохранял свою невозмутимость.

— Передал ее? — тихо переспросил он.

— Видимо, Кольт наблюдал, как они делали это с ней. — Мария уставилась в подол юбки. — Лаура Чейз вспоминает, что видела его как в тумане — он сидел в кресле у кровати, потягивая мартини, в то время как его друзья по очереди занимались ею.

Некоторое время Монк молчал.

— Я не понимаю, — наконец вымолвил он. — Как может погибшая что-то «вспоминать»?

Мария поймала себя на том, что смотрит на магнитофон.

— У Ренсома была кассета с записью рассказа Лауры Чейз. Ее рассказ психотерапевту. — Она снова помедлила. — Марк Ренсом и приглашал меня к себе, чтобы дать послушать ее.

Впервые у инспектора изменилась интонация голоса:

— Вы говорили, что она вспоминала…

— Это на кассете.

Монк зачарованно наблюдал за работой магнитофона, как будто впервые видя его. Мария поняла, что он думает о той записи: хрипловатый голос знаменитой актрисы, рассказывающий, как надругался над ней сенатор от Калифорнии — тот, кого миллионы людей хотели видеть президентом и о чьей гибели в авиационной катастрофе до сих пор скорбели многие. Человек, сын которого намеревался теперь стать губернатором.

— Подобной записью, — мягко заметил Монк, — вы можете причинить людям боль и нанести моральный ущерб.

Слова были отзвуком его чувств, напоминавшим, что жизнь Монка протекает вне этой комнаты и что некий образ Джеймса Кольта, конечно же, часть этой жизни. И у Марии было свое представление об образе этого человека: Джеймс Кольт шагает в колонне сезонных рабочих; выступает в сенате с пламенной речью о трагедии Вьетнама, о бессмысленности военных потерь; требует от студентов, чтобы они не отказывались от «борьбы против войны, считая ее менее важной, чем борьба за их собственные интересы». Глядя на Монка, Мария вспомнила, что Джеймс Кольт отводил особое место неграм: он был последним претендентом на пост президента, который всерьез говорил о социальной справедливости. Не только семейство Джеймса Кольта, многие люди были бы оскорблены кассетой Ренсома, пусти ее кто-нибудь в оборот.

— Да. — Она подняла глаза. — Подобные кассеты способны причинить людям боль.

Инспектор как-то притих в своем кресле; что-то с ним произошло, подумала Мария, он кажется более усталым, чем раньше.

— Ренсом говорил, как он достал кассету? — наконец спросил он.

— Он купил ее. — Мария уловила раздражение в собственном голосе. — У дочери доктора Стайнгардта. Ей нужны были деньги.