Степан Осипович Макаров - [8]
Командир «Америки», человек грубый и суровый, почему-то не взлюбил Макарова и придирался к нему. За какой-то промах он разнес его и обозвал «лодырем». А за провинность матросов, которые находились под наблюдением Макарова, посадил его на салинг[11]. Взыскания, с точки зрения морской дисциплины, были сделаны правильно, хотя в первом случае и в грубой форме, и Макаров это понял. Командир назначил Макарова во время аврала находиться на марсе[12]. Работа на марсе требовала от моряка значительной ловкости и смелости. Макаров так отмечает в дневнике это распоряжение: «Я очень рад, что придется бывать на марсе и в свежий ветер при качке. Очень часто мне приходило в голову при свежем ветре в море сходить на марс, но всякий раз лень, а отчасти и боязнь заставляли оставаться на палубе. Теперь же, когда я должен ходить на марс по обязанности, трусость не придет в голову».
С транспорта «Америка» Макаров был переведен на корвет «Варяг». Оба эти корабля уступали «Богатырю». Не было на них того морского духа, того интереса к морскому делу, что так выгодно отличало корабли, плававшие под командой адмирала Попова, умевшего, как никто, воодушевлять к работе своих подчиненных. Много, очень много воспринял Макаров от Попова, но больше всего — его умение управлять людьми, вовлекая их в работу.
Последнее учебное плавание, однако, не ограничилось двумя кораблями. В ноябре 1866 года, по прибытии в японский порт Хакодате, Макарова перевели на третий корабль — корвет «Аскольд», плававший под флагом контр-адмирала Керна.
Макаров полагал, что на флагманском корабле ему придется задержаться надолго, на несколько лет. Но в декабре 1866 года неожиданно был получен приказ «Аскольду» возвращаться в Россию. Макарову надо было решать: остаться в Сибирской флотилии или же отправиться в Кронштадт и перейти в Балтийский флот? Не колеблясь он выбрал последнее. Хотя и хорошо жилось Макарову на «Аскольде», но неизвестность будущего мучила его непрерывно: произведут в гардемарины или нет? Будет ли ему обеспечена карьера морского офицера или он останется на всю жизнь в штурманах? Придется ли держать экзамены в Петербурге по предметам, не пройденным в Николаевском училище, или достаточно полученного им аттестата.
Эти мысли теснились в голове Макарова и не давали ему покоя во время длительного морского похода в Кронштадт. На всякий случай он изучал на «Аскольде» высшую математику, начала диференциального и интегрального исчисления. Его неотступно грызла не дающая покоя ужасная мысль: «а что, если снова придется вернуться в опостылевший Николаевск?» «Мне представляется, что все против меня, что всюду, куда я ни сунусь, везде неудачи…» Такие строки заносит в это время Макаров в свой дневник. Временами все кажется Макарову безнадежным, и у него возникают соображения о переходе на частную службу.
В апреле 1867 года «Аскольд» прибыл в Англию. Все, достойное быть осмотренным в Лондоне, было осмотрено и описано Макаровым в дневнике. Но особенно его поразила опера, впервые в жизни услышанная им. Для него раскрылся новый, незнакомый ему мир звуков.
Но чем ближе Кронштадт, тем более растет беспокойство Макарова, мысль — произведут ли его в гардемарины или дадут погоны штурманского кондуктора — не только с новой силой волнует его, но делает нетерпеливым, и он заранее все видит в черном свете. Он с горечью заносит в дневник: «О, блестящая карьера, предсказанная мне в молодости, вот какова ты, как милости приходится ждать для себя первого чина, и это постигает даже первых учеников морского корпуса, что же будет со мною?»
История производства Макарова в гардемарины — яркий образец волокиты всероссийской канцелярской машины и тупоумия бюрократов былого времени. Вся эта волокита несомненно была создана искусственно, с целью создать побольше препятствий для проникновения во флот лиц недворянского происхождения. Несмотря на отличны «аттестации непосредственных начальников Макарова, в том числе и двух адмиралов, только в результате двухлетней переписки, хлопот, ходатайств, прошений и справок удалось установить, что, действительно, Макаров заслуживает производства в гардемарины как по способностям и поведению, так и по праву происхождения. С последним-то и вышло всего больше хлопот. «После долгих усилий множества лиц, — пишет Макаров, — и после переписки тысячи бумаг начерно и набело, я был произведен в гардемарины флота. Как всегда, то, что я предполагаю вперед, никогда не сбывается: я вообразил себе, что главное затруднение будет — неполнота программы Николаевского училища, а вышло, что на это не обратили ни малейшего внимания, а представление было задержано оттого, что не было бумаги о моем дворянстве».
Нет надобности приводить примеры, каких колоссальных усилий и настойчивости стоило всем доброжелателям и покровителям Макарова «протиснуть» его в гардемарины. Вот несколько отзывов его ходатаев. Командующий войсками Восточно-Сибирского округа генерал Шелашников, через которого шло представление о Макарове морскому министру, в конце своего рапорта замечал, что «по отзыву его ближайших начальников, Макаров подает надежды стать со временем выдающимся по своим познаниям и усердию флотским офицером». Командир корвета «Варяг», капитан второго ранга Лунд, заканчивал свое послание в инспекторский департамент так: «Прося ходатайства о Макарове, я со своей стороны осмеливаюсь уверить, что Макаров будет одним из лучших морских офицеров молодого поколения, и, если перевод из корпуса флотских штурманов во флот есть отличие, то Макаров вполне этого достоин».
