Степан Эрьзя - [15]

В перерывах между лекциями и уроками рисования товарищи по учебе собирались курить в одной из круглых комнат, специально для этого отведенной. Степан туда не заглядывал. Не принимал он участия и в частых выпивках, устраиваемых по самым различным поводам и причинам, особенно теми, кто пришел в училище, уже успев хлебнуть житейского горя. Может быть, поэтому, а скорее всего по причине своей замкнутости и нелюдимости, он в училище так ни с кем близко и не сошелся. Для дружбы и товарищества нужно свободное время, а занятому человеку дорога каждая минута. Из училища Степан спешил в фотоателье, где его ожидала масса обязанностей. Раньше, посещая вечерние классы Строгановского училища, он бывал занят в течение дня. Теперь же работал больше по вечерам. Спать ложился далеко за полночь. Часов до десяти вечера они с младшим фотографом принимали клиентов, фотографируя при искусственном освещении, затем Степан обрабатывал негативы, после ретушировал. И только перед сном урывал немного времени для чтения книг по истории искусства, которыми запасался из библиотеки училища. Спал он в ретушерской комнате прямо на полу, постелив под себя старый пиджак. Под голову обычно клал свернутый в рулон лист картона. Одеялом служило суконное пальто, справленное прошлой весной хозяином. Он, конечно, мог бы спать и на диване в кабинете Бродского, но тот по утрам приходил слишком рано, примерно за час до начала работы. А час сна человеку, заснувшему далеко за полночь, куда дороже мягкой постели. И все же, несмотря ни на что, Степан был доволен и своей работой, и своим положением. Ему казалось, что он, наконец, достиг того, чего хотел. Главное — он учится. Работа по душе. Хозяин относится к нему хорошо. Так что же еще нужно?..

11

Во время рождественских праздников и святок в училище каждый год устраивались выставки ученических работ. В них в основном участвовали старшеклассники и выпускники. Эти выставки посещали художники, ранее здесь учившиеся, журналисты и вообще любители живописи и искусства. Несмотря на каникулы, Степан почти каждый день бегал на Мясницкую, в училище. Туда его тянуло не столько желание посмотреть работы своих старших товарищей, сколько возможность встретиться с какой-нибудь знаменитостью. Он слышал, например, что профессор Петербургской академии художеств Владимир Егорович Маковский ежегодно специально приезжает на эту выставку — считает себя кровно связанным с Московским училищем живописи, ваяния и зодчества. До того, как его пригласили в Петербургскую академию, он двадцать лет проработал здесь, в этом училище. Здесь же он и учился. А его отец, художник-любитель Егор Иванович Маковский, является основоположником училища. Это он открыл в 40-х годах прошлого века по своей личной инициативе класс рисования. Здесь можно было встретиться и с покровителями молодых талантов, которые покупали ученические работы, тем самым помогая учащимся материально. Следует заметить, что некоторые ученические работы впоследствии оказались первыми созданиями выдающихся мастеров и ценились очень высоко.

В один из дней, когда Степан околачивался на выставке, в зал вошла небольшая группа людей во главе с Павлом Александровичем Брюлловым, племянником знаменитого Карла Брюллова, академиком и смотрителем художественного музея Александра III в Петербурге. В художествен мире он был больше известен по анекдотам о его рассеянности, чем по картинам. Люди, составляющие группу, в основном были петербуржцы, среди них выделялся один иностранец, полноватый человек преклонных лет, невысокого роста, с красноватой лысиной. Степан невольно обратил внимание именно на него, суетливого, юркого. От иностранца не ускользнуло, что за ним наблюдают. Быстрый взгляд его живых глаз, темных и глубоких, с поразительно юношеским блеском, несколько раз встречался с глазами Степана. При этом на тонких нервных губах иностранца всякий раз вспыхивала мгновенная улыбка, расходившаяся светлыми лучами частых морщин по смуглому лицу. Вот они перешли в другой зал, но Степан не последовал за ними. Ему это показалось неудобным. Смуглое лицо иностранца с живыми юношескими глазами еще долго маячило перед его мысленным взором. Оно было настолько выразительным, что его трудно забыть. У Степана буквально чесались руки — хотелось взять кисть и попробовать написать это лицо. Обычно учащимся начальных классов вплоть до натурного не рекомендовалось писать маслом. Это считалось преждевременным. Степан все же не выдержал и решил нарушить правило. Сейчас каникулы, он относительно свободен, можно урвать час-другой от работы в ателье.

Вначале он сделал несколько зарисовок карандашом на бумаге, затем в учебной мастерской натянул на небольшой подрамник лоскут полотна, загрунтовал и принялся писать. В мастерских было пусто и тихо, все разъехались на время святок по домам. Степану никто не мешал, так что он за два дня закончил портрет полностью и принес к себе в ателье на Тверскую.

— Эге! — воскликнул Бродский, увидев портрет на стене в ретушерской. — Да это мой друг Тинелли! Где ты его взял?

— Не взял, а написал.