Степь - [49]

- Говори где твоя стойбище, жить если нужно! – с угрозой произнес малорослик со странным акцентом. Говорил он на местном диалекте хуже меня. Жить мне было нужно, с этим разве поспоришь? А насчет стойбища выходило неловко. Как ему было объяснить, что до моего «стойбища» двести лет, не поверит ведь? А если и поверит, то расстроится человек, да и помрет от огорчения. Придется, наверное, соврать, ложь во спасение, так сказать. Акцент говорившего придал мне уверенности, что он должен понять, что я скажу:

- Во ми лу лэ, – ответил я на синьском наречии (я заблудился), пожимая плечами для убедительности. И судя по тому, как округлились его глаза, понял, что попал. Китайский язык собеседнику был знаком.

- Нин шы на гуо жен? – спросил владелец малахая.( Какого ты племени?)

- Во шы э гуо жэн, - ответил я. ( русский)

Мой ответ вызвал оживление в рядах всадников, а командир отряда по-прежнему недоверчиво смотрел на меня, словно на русского я похож, как пингвин на балалайку. Ну, положим, цветом кожи я - загоревший на солнце араб; бритый на лысо, как китаец; короткая бородка, как у самурая; ну, а выразительные глаза большие и грустные, как у еврея. А в целом-то я вылитый русский!

- Ни тиао шэн мэ мин дзы? – с подозрением спросил главарь (как тебя зовут?).

- Меня звать не надо, я сам прихожу, - ответил я, вызвав ухмылки на лицах окружающих.

- Откуда едешь?

- Оттуда, - указал я рукой на проклятые земли.

- Там есть селение?

- Нет, - я отрицательно замотал головой.

- Если врешь, мы вернемся, и ты умрешь плохой смертью, - с угрозой сказал командир. Затем он минутку подумал, сверля глазами, словно решая, съесть меня сейчас или на ужин оставить, и что-то прокричал своим людям на незнакомом языке. Ощетинившиеся копьями всадники, до сих пор окружавшие меня со всех сторон, осаду сняли. Подняли копья и понукая коней двинулись в ту сторону, откуда я ехал т.е. по направлению к проклятым землям.

- Я не понял? – пробурчал я на синьском, - Меня, что? Сегодня убивать не будут?

И никто мне не ответил, всадники уже мчались в заданном направлении. Ну, и дела…

Странно это всё. Вооруженный отряд, в добрых пятьдесят рыл, явно профессионалов, с полной выгрузкой – щиты, кольчуги, длинные палаши, копья с металлическими наконечниками все, а не то, что мне встречались у кыпчаков, просто заостренная палка с обугленным для крепости острием. Полные колчаны стрел, луки сложносоставные очень похожие на монгольские. Но не монголы явно… Что за люди? Понятно, что разбойники и откуда. Но отряд малочисленный, у местных баев нукеров в два раз больше. Значит, скорее всего, разведывательный отряд. Остальное войско придет следом. Плохо дело. Скоро тут такая заваруха начнется. И где мне искать Дервиша? Немене, как говорят у них…

5.Глава. Зюн-гар.

(левое крыло - тюрк.)

Собственно называть народ, населявший в будущем «Дербен Ойрад Нутуг» или Государство Четырех Ойрат – джунгарами не корректно, поскольку не было такой национальности как джунгары, а было большое количество родов и племен объединённых одной территорией обитания, и далеко не все они были объединены общностью обычаев и схожестью языка. Джунгары – это название ойратских племен перешло от того места, которое они занимали в монгольском войске – «зюн гар» (левое крыло). И те, племена, которые соседствовали с монголами, были больше монголами, те, кто с китайцами – перенимали что-то и от китайцев, а те, которые соседствовали со степняками, со временем переняли Ислам. Что, однако, не мешало им грабить и убивать единоверцев. А что делать? Недостаток пастбищ, и скота сказывались на мировоззрении, выраженной в одной простой мысли - то, чего не хватает, нужно забрать у соседей. И эту мысль периодически воплощали в действительности. Надо заметить, что соседи так же периодически старались вернуть своё и прихватить чужое, поэтому такое хождение туда-сюда было явлением кровопролитным и частым, и частым не в пользу местных.

К пропаже дочки Байрам отнесся, мягко говоря, нервно, а попросту впал в бешенство. Орал и топал ногами по земле, словно она в чём провинилась. Слюна, вылетающая изо рта, пошла пеной и сползала по тройному подбородку, наподобие детской отрыжки, придавая орущему вид эдакого толстого бутуза переевшего грудного молока, и неумело сплюнувшего излишек обратно. Забавный такой бутуз килограмм на сто пятьдесят весом. Но, не смотря на нелепый вид, над Байрамом никто не смеялся, поскольку камча в его руке периодически свистела, рассекая воздух, и опускалась на плечи и головы провинившихся слуг. Тяжелая плеть рассекала одежду, а вид крови приводил Байрама в еще большее исступление. А всё дело было в том, что помимо того, что дочь пропала, так его нукеры, настигнувшие сватов Аблая, Сауле у них не обнаружили, и проболтались о пропаже невесты, так еще и оскорбили гостей, обыскав их грубо и бесцеремонно. А после обыска, некоторые дары Байрама у сватов загадочным образом пропали, о чем гости сразу уведомили уважаемого Аблая, которого Байрам ненавидел всей душой, но с которым по некоторым соображениям спешил породниться. Исповедуя принцип – держи друзей рядом, а врагов еще ближе.