Степь - [44]

- Кто?

- Где?

Но Ертай не ответил, он уже выбирался из камышей и кричал:

- Эге-гей! Мы здесь! Эй!

Следопыт и Сауле поспешили за мальчишкой и увидели как в километре от них, с Северо-запада на Юго-восток по степи ползет облако пыли. В облаке угадывались всадники.

- Эге-гей! Эй! – кричал Ертай, размахивая руками.

Сердце защемило от предчувствия. Он уже понадеялся, что их не заметят и пройдут мимо, даже хотел запретить Ертаю кричать. Но заметили и повернули к ним. Земля дрогнула от приближающегося топота конских копыт. Вскоре уже стали различимы лица всадников. Следопыту даже показалось, что он знает кого-то из них. Не враги, не джунгары, уже хорошо. Вот они уже рядом и замедляют бег останавливая лошадей. А в первом ряду скачет сам Музаффар, любимчик судьбы. Только он почему-то не спешит останавливать разгоряченного коня? Постой! Он же старший среди нукеров Бай… Но следопыт не успел додумать мысль, потому как со свистом опустившаяся на него камча свалила его с ног, и кровь из рассеченной на голове кожи залила глаза.

***

Ску-у-ушно. Ночь прошла с огоньком, но без задоринки. Вездеход и горел так же неспешно как до этого ездил, и чадил слабо. Черный дым прорывался из него изредка, а потом, видимо устыдившись своего порыва, опять еле клубился. Один раз вездеход даже пытался взорваться, бухнул как-то невнятно, пламя подкинуло метра на два к небу, и опять опустилось. Ночевать в степи было скучно, не только поэтому. Прохладно было. Такая вот особенность резко континентального климата. Днем жара, ночью прохладно. Туда, дальше, к Бухаре и Самарканду еще холоднее. Почти так же как в монгольской пустыне весной. Днем +40, а ночью всего +6 по Цельсию. А я лишился некоторых деталей своей одежды, теплее мне от этого не стало. Поэтому с грустью наблюдая за пылающим трактором, пытался уснуть, и мне это удалось. Но перед рассветом озяб и, подскочив с попоны, которая мне служила вместо матраса, я занялся гимнастикой, дабы усилить кровообращение. Эх! Если бы знал, какая зарядка мне предстоит вскорости, то мог и не разминаться. К тому же на меня навалилась усталость и желание поворчать.

Усталость была скорее духовной, чем физической. Чего жаловаться скажете вы? Молод, практически вечно молод, полон сил, в прекрасной физической форме. Лучше чем когда либо. Долгие годы скитаний и бесчисленные сражения и битвы закалили меня как клинок в кузнечном горне. Любовь не давала душе зачерстветь. Друзья единомышленники не давали ощутить одиночество, а работа по устройству мира не давала скучать. Только вот разумом я понимал, что бесчисленные подвиги и свершения, бесконечные битвы с человеческой подлостью, глупостью и порочностью - мы проигрываем. Потому как, меняя какие-то исторические события, мы меняем отчасти будущее, но мы бессильны изменить природу человека. Дервиш первым почувствовал это. Вернее задолго до того, как я стал задумываться об этом аспекте. Он с самого начала нашего знакомства, прежде всего, был озабочен именно этической и моральной стороной вопроса. Увлекался изучением религиозных учений и философских трактатов, и в своих поисках, как мне кажется, был близок тому, чтобы найти истину. А я был воином, и решал поставленные задачи как воин. Манера же ворчать и высказывать недовольство появилась у меня не так давно. Хорошо сражаться лет пять, десять, от силы двадцать. Но сто лет бесконечной борьбы кого угодно заставят призадуматься. Всё потому, что результаты побед спорны, а количество проблем меньше не становится. Более того, чем совершеннее в техническом плане мы становились, тем сложнее становились проблемы, и увеличивались в геометрической прогрессии. И лет пятьдесят назад, я впервые взял отпуск. Мы с возлюбленной уединились.

Избушка в лесу. Речка. Тишина. Только сосны шумят на ветру. Днем я рыбачил или охотился. А вечерами, растапливал печь, и мы читали при свете свечи древние рукописи или занимались любовью. Такая благодать. Мы тогда ещё надеялись, что возможно случится чудо и у нас возможны дети. Но увы, не смотря на хорошее здоровье, детей у нас так и не случилось. И дело было не в нас, а скорее в том, что время не терпит парадоксов. Если пришельцев из будущего время терпело, то никак не хотело, чтобы в прошлом появились дети от людей, которые еще не родились сами. Но мы этого еще не знали….

А когда начались грибы, гуляли по лесу вдвоём, собирали их и сушили, заготавливали впрок, словно собирались провести в этой избушке всю оставшуюся жизнь. Так прошло лето… Однажды осенью, когда я вернулся с охоты на оленя, едва передвигая ноги под тяжестью оленьей туши, то застал вместо избушки, только дымящие угли…. Какие-то разбойники случайно наткнулись в лесу на наш дом. Жену мою изнасиловали и убили, а избушку сожгли. Нет, я не видел её тела ( после смерти мы не умираем, а переносимся в другой временной промежуток). Просто потом, когда я отыскал её в другом времени, то сам догадался по выражению её глаз. Единственное, что я спросил: Кто?