Стендинг, или Правила хорошего тона - [2]

— Месье нужна маникюрша? — переводит на нормальный язык его мастер.

— Иес, приятель, — поясняет Боров. " Я желаю, чтобы мне сделали мои лапы на манер баронов: хочу посмотреть, как я буду выглядеть.

— Маникюрша! — визгливо кричит брадобрей голосом евнуха, сидящего на раскаленной плите.

Откуда-то резво семенит брюнетка небольшого росточка.

— Обслужи этого ассподина! — дотронувшись рукой до плеча Толстяка, говорит цирюльник, едва сдерживая высоко-непочтительную гримасу.

Без лишних вопросов малышка садится на стульчик на уровне колен Берюрье. Тогда Чудовище жестом, не лишенным некоторого благородства, протягивает ей свою десницу: вылитый Людовик XIV, отмахивающийся от попрошайки.

— Вот предмет, дочка! — заявляет он.

Взглянув на этот «предмет», бедняжка подскакивает на своем стульчике, а ее лоб покрывается бисеринками пота. Надо признать, что «лапку» Берюрье нельзя отнести к разряду предметов ширпотреба. Представьте себе темную массу размером с тарелку и толщиной с дюжину отбивных, обросшую волосами и изборожденную шрамами, с короткими толстыми пальцами, покрытыми ссадинами, оставшимися после последней драки. Но самое ужасное — ногти. Твердые как кремень, зазубренные и обломанные больше, чем ресторанные пепельницы, они наводят невыносимую тоску.

Маникюрша смотрит на руку, потом на ее обладателя и кидает взгляд SOS парикмахеру, взывая его о помощи. Но гнусный тип притворяется, что ничего не замечает. Бросить человека в беде! Это ему даром не пройдет!

— Значит, это… вы сможете привести это в порядок, душечка? — вопрошает Берюрье совершенно бесстрастным тоном.

Француженка — есть француженка: немного легкомысленная, воспламеняющаяся как спичка и все остальное прочее, но по части геройства ей нет равных, возьмите, например, Ивонну де Галлар. Другая бы упала в обморок, убежала, но мамзель Пятерня хватает антрекот Толстяка и окунает его в миску с водой.

— Что вы делаете? — с надрывом в голосе кричит Толстяк, который был ярым противником водных процедур.

Она объясняет, что это нужно для размягчения ногтей. Берю хмурится. Если бы он знал, что его ждет, то ни за что бы не согласился с этой затеей. Вода в миске быстро мутнеет и становится грязной.

Маникюрша, которая не привыкла выбирать выражения, возмущается:

— Что, нельзя было вымыть руки перед парикмахерской?

— А еще чего, милочка! — ржет Опухший. — Может, мне и ванну надо было принять по причине того, что вы будете мне стричь когти?

Набравшись мужества, она принимается за работу. Но для ногтей Берюрье нужна не пилка, а напильник. Они как из рога, друзья мои, из рога зубра.

— Вы не избавились от кальция, — тяжело дыша, произносит девица.

— Я избавляюсь от него в строго определенное время, — шутит Его Величество, который выращивает свой юмор на подоконнике и только в первые солнечные весенние деньки.

Адская работа! Пилка стонет как ржавая пила в сердцевине бревна. Брадобрей прекращает мыть жиденькие кустики растительности на голове своего клиента, чтобы ничто не отвлекало его от этого уникального, в своем роде, зрелища. Подходят его коллеги, у которых сейчас нет работы. Надо заметить, что зрелище производит впечатление. Есть что-то величественное в этой операции по обрезанию деревьев. Поражает сама картина борьбы крошечной маникюрши с этой могучей дланью, созданной для того, чтобы крушить, отрывать, вышибать, плющить, вырывать с корнями, месить, ставить фингалы, обдирать кору, укладывать на месте с одного удара, уничтожать, выбивать зубы, рубить, перерубать пополам и побеждать. Крошка-маникюрша, сжав зубы и ноздри, раскрыв рот в оскале легкоатлета, поднимающего громадный вес, добросовестно, старательно и мужественно опиливает конечности этого копытообразного. Возвышенная, величественная, отважная! Сила Франции во всем ее величии! Браво, Жанна д'Арк! Она ломает свою пилку номер 0001 (такой пилкой Бальзак заострял гусиные перья) .Это пустяки: ей дают другую!

По ее сиреневому халату бегут серые ручейки. Скоро на полу вырастает солидная кучка опилок. Но как преображается лапища Толстяка! Из сукровичной оболочки один за другим проклевываются его отчищенные, опиленные, отполированные, покрытые лаком ногти, как яркие плоды, с которых в первый раз в жизни сняли кожицу! Берю взволнован, смущен и вместе с тем обеспокоен. Он разглядывает эту новую руку. Это инородное тело. Он сомневается, что она принадлежит ему и примеряет ее как перчатку, то сжимая, то разжимая кулак, чтобы растянуть кожу на сгибах.

Когда с правой рукой все было закончено, он приставляет ее к левой руке и качает головой.

— Никакой ошибки, витрина изменилась, — шепчет он про себя.

Лапа трубочиста и рука нотариуса. Рука ассенизатора и массажиста. Правая — рука хирурга, левая — шахтера! Присутствующие испускают крик восхищения. Кто-то даже аплодирует! Крошка-маникюрша пользуется передышкой и выпивает чашку чая. Парикмахер обмахивает ее полотенцем. Хозяин парикмахерской по телефону заказывает фиалки (он уже давно хотел предложить ей «развлечься»).

— Не очень устала? — спрашивают у бедняжки.

— Нет, нет, — отвечает она, тряхнув головой.

И, посыпав руки тальком, понюхав нашатыря, она, как храбрая коза господина Сегэна из сказки, снова идет на приступ. Ах! Бесстрашная малышка! Парень, который на ней женится, получит храбрую спутницу жизни, это я вам говорю! Сколько благородства в ее напряжении! Сколько невозмутимого спокойствия в ее геройстве! Такая профессиональная добросовестность при выполнении отвратительной миссии, которую на нее возложили, такой детерминизм в работе! Это бесподобно, это прекрасно, это грандиозно. Это выходит за пределы и идет еще дальше, это смущает, это потрясает! Чтобы продемонстрировать такую самоотверженность, нужно быть йогой либо безоговорочным голлистом.