Стендаль - [48]

После Бауцена Наполеон-победитель демонстративно преследовал отступающих и разбитых противников, а 4 июня 1813 года в Плейсвице он, по предложению Австрии, подписал перемирие, ни на минуту не веря в то, что война кончилась.

— Государь, я только что проходил мимо ваших полков. Ваши солдаты — дети, — сказал Наполеону Меттерних. — Вы делаете досрочные наборы.

Наполеон пришел в ярость и стал топтать свою треуголку. Меттерних смотрел на этого разъяренного человека. Треуголка казалась ему картой Франции. Он увидел ослепление Бонапарта и 11 августа объявил, что Австрия находится с его императорским величеством Наполеоном в состоянии войны.

Бейль заболел тяжелой формой лихорадки со всеми нервическими явлениями, которые свойственны были этой болезни в Силезии. Зубы стучали, мучила ужасающая испарина, бред преследовал его по ночам в одинокой комнате, озноб не давал покоя даже в самые знойные дни. Военное начальство не желало считаться с болезнью Бейля. Постоянные разъезды и напряженные хлопоты ослабили его.

28 июля Бейль приехал в Дрезден. Перемена местности обманула его: считая себя выздоровевшим, он в тот же вечер пошел слушать музыку, но не мог до конца досидеть в креслах и, рискуя упасть на улице без памяти, едва дошел до своего жилища и бросился в постель, не раздеваясь. Пришлось прибегнуть к серьезной врачебной помощи.

7 сентября он снова в своем «родном городе» — в Милане, и снова Анжела Пьетрагруа, такая же обаятельная, такая же щедрая и расточительная в своих ласках. Сентябрь, октябрь, ноябрь он проводит на берегах Комо и венецианских лагун и снова возвращается в Милан. В письме от 8 октября 1813 года Бейль полушутливым тоном сообщает сестре Полине о своих итальянских впечатлениях:

«Первые годы человека со вкусом похожи на дикий кустарник, сквозь который не разберешь окружающего. Видны только шипы, колючие ветки, колкие сучья. Ни красоты, ни радости не встретишь в этой крепи… Но вот проходит год, опадает кустарник, и прекрасное, величественное дерево, украшенное чудесными цветами, возникает перед глазами.

Мой 1801 год был таким кустарником, когда меня принимала г-жа Бороне, дочь миланского купца, с исключительной добротой. Две маленькие девочки — ее дочери — были украшением дома. Теперь они обе замужем, а их мать стала еще красивее. В этом обществе я нашел прекрасный прием. Здесь выслушивают все, что я рассказываю о своих скитаниях.

Уже двенадцать лет, как меня любят в этом доме».

Такими полувосторженными, полушутливыми фразами Бейль описывает свое новое миланское пребывание. Письмо заканчивается довольно забавным сообщением: «Очень возможно, что г. Антонио Пьетрагруа, молодой пятнадцатилетний человек, приедет во Францию… Если он появится в Гренобле, познакомь его с Феликсом». Письмо подписано: «Г. Симонетта». Эта графиня Симонетта — чрезвычайно редкостный псевдоним Бейля — чувствовала себя выздоравливающей по мере того, как приближалась к Милану, и заболевала каждый раз, как только уезжала надолго от синьоры Анжелы Пьетрагруа.

Бейль упорно занимался немецкой литературой, перечитал Шиллера и внимательнейшим образом изучил курс литературы Шлегеля; затем вернулся к занятиям Шекспиром; на основе очень широких концепций он построил шкалу драматических воздействий, начиная от Эсхила, Софокла, Эврипида и до Шиллера и начиная от Кальдерона до Расина и Корнеля. К сожалению, продолжать все это пришлось не в итальянской обстановке, ибо 30 ноября Бейль был снова в Париже: кончился его отпуск, во время которого Наполеон проиграл битву под Лейпцигом (16–18 октября), а с нею и всю войну…

26 декабря 1813 года Наполеон, все еще не потерявши надежду на победу, распределил специальные обязанности чрезвычайных комиссаров среди сенаторов и членов Государственного совета. Этим людям были поручены особые работы по рекрутским наборам, по обмундированию и армейским заготовкам, по организации провиантских складов на территории Франции. Они должны были совершить чудо: воссоздать военную мощь страны, истощенной двумя десятилетиями войны… Сенатору графу Сен-Валье было поручено отправиться в 7-й военный дивизион в сопровождении двух помощников — аудитора Бейля и Ламарра. Ламарр уклонился на том основании, что болезнь приковала его на три недели к кровати. А Бейль, несмотря на полное отвращение к данному поручению, должен был 31 декабря выехать вместе с Сен-Валье.

5 января 1814 года они расположились в Гренобле, где добрый Сен-Валье, целиком положившийся на своего помощника, не вникал ни в какие дела. Бейль был полновластным организатором обороны савойской границы.

К сожалению, в Гренобле он не застал того единственного человека из распавшейся семьи, который был ему близок, — сестру Полину. Эта милая и незаурядная женщина, сохранившая доброту к брату, снисходительность к отцу, насмешливость по отношению к сестре Зинаиде и тетке Серафии, была уже супругой Перье-Лягранжа, о котором Бейль писал однажды: «Мой превосходный зять — это настоящий буржуа. Господин Перье-Лягранж (бывший торговец, разорившийся в пух и прах, превратившийся в землевладельца неподалеку от нас, в Латур дю Пен) завтракал со мною в кафе Арди и с восторгом наблюдал, как я повелительно командую ресторанной прислугой. Я действительно был вынужден торопить, а он пришел в восторг по поводу того, что ресторанная прислуга позволила себе шутку на тему о моем фатовстве. Я не обратил на это внимания и нисколько не рассердился. Но, глядя на моего зятя, я, как всегда, испытывал глубокое презрение к буржуа».