Стенающий колодец - [38]

Когда я снова поглядел на него, он предавался злобным размышлениям, но в следующее мгновение что-то привлекло его внимание, и он выпрямился, оглянулся и, очевидно, заметил того, кто приближался к нему. На самом деле он был уже совсем близко. Тут, разумеется, он стал проявлять признаки ужаса: схватив палку, бросился в него и едва-едва успел увернуться от руки своего преследователя, который как раз взмахнул ею, дабы поймать его. Тут в моем сне случился перелом – я смог различить, как выглядит преследователь. Крепкого телосложения, в черном одеянии с белыми полосками у воротника и с белым мешком на голове.

Началась погоня, как долго она длилась, не помню. Герои появлялись то среди деревьев, то бежали по полю, иногда они оба вообще на несколько секунд исчезали, и лишь по доносящимся звукам было понятно, что они все еще пребывают на ногах. Наконец, наступил момент, когда Панч, явно из последних сил, шатаясь, вышел снова и бросился на землю среди деревьев. Его преследователь не заставил себя ждать и сопровождал свое появление бросаемыми по сторонам неуверенными взглядами. Затем, заметив распростертую на земле фигуру, он тоже бросился вниз – причем повернувшись к зрителям спиной – и, быстрым движением сдернув с головы мешок, ударился лицом о лицо Панча. И сцену заволокла тьма.

Раздался один-единственный громкий, дрожащий крик, и я проснулся, обнаружив, что гляжу прямо в лицо… как ты думаешь, кого?.. огромной совы, которая сидела на подоконнике прямо напротив изножия кровати, раскинув наподобие рук свои крылья. Желтые глаза свирепо глянули на меня, и она пропала. Издалека единственный раз прозвонил колокол… по-видимому, как решишь ты, церковных часов, но я с тобой не соглашусь. Вскоре я проснулся окончательно.

Должен тебе доложить, что все это произошло в последние полчаса. Заснуть снова я не в состоянии, посему я встал, оделся потеплее и в первые часы Рождества рассказываю тебе об этой ерунде.

Не упустил ли я чего?

Да, собака Тоби отсутствовала, а спереди вместо «Панч и Джуди» было написано «Кидман и Галлоп», то есть совсем не то, что советовал мне посмотреть коробейник.

Кажется, мне все-таки хочется спать, поэтому кладу письмо в конверт, который запечатываю.

Письмо IV

26 декабря 1837.

Дорогой мой Роберт!

Все кончилось. Тело нашли. Не стану извиняться, что не сообщил тебе об этом вчера, но я был абсолютно лишен возможности написать письмо. События, которые тут произошли, настолько меня поразили, что мне было необходимо выспаться, чтобы обдумать все с ясной головой. А теперь я подробно перескажу тебе события дня – самого загадочного Рождества. Такого со мной не случалось за всю мою жизнь, да и вряд ли случится впредь.

Первое событие не имеет большой важности. Мистер Бауман, как я думаю, весело провел сочельник и посему пребывал в придирчивом настроении. Во всяком случае, встал он не рано и, насколько я могу судить по тому, что слышал, вся его прислуга была не в состоянии угодить ему. Горничную он довел до слез, при виде которых, как мне кажется, мистеру Бауману не удалось сохранить мужество и хладнокровие. Когда я спустился вниз, он пожелал мне доброго Рождества дрожащим голосом, а чуть позже, когда он, как принято, нанес мне визит во время моего завтрака, то не пребывал в веселом состоянии духа, я бы даже сказал, что его взгляды на жизнь приобрели байронический оттенок.

– Не знаю, согласитесь ли вы со мной, сэр, – заявил он, – но с каждым годом Рождество представляется мне все более вопиющим праздником. Взять, к примеру, то, что происходит прямо у меня на глазах. Вот моя горничная Элиза… уже пятнадцать лет она со мной. И я полагал, что на Элизу я всегда могу положиться, и что вы думаете… сегодня утром… Рождественским утром, в наисвятейший день в году, когда звонят все колокола и все такое… уверяю вас… именно сегодня… спасибо Провидению, что я успел это заметить… эта девица чуть не положила… я почти сказал «положила»… сыр на ваш стол… – Тут я хотел прервать его, но он замахал на меня рукой – Вы, несомненно, скажете: «Да, мистер Бауман, и вы забрали у нее сыр и положили в буфет», что я и сделал, и вот ключ от буфета, вернее, это не тот самый ключ, но он почти того же размера. Все это так, сэр, но как вы представляете, сие происшествие на меня повлияло? Надеюсь, не будет преувеличением сообщить вам, что земля ушла из-под моих ног. Но когда я то же самое сказал Элизе, причем, заметьте, не сердито, а лишь строго, что я услышал в ответ? «Ах, – говорит, – ну, – говорит, – я надеюсь, что все остались в живых». Понимаете, сэр, такие слова ранят меня, ранят, и я не хочу больше даже думать об этом.

Тут наступила зловещая пауза, во время которой я отважился произнести что-то вроде: «Да, такое раздражает», а потом спросил, в котором часу состоится служба в церкви.

– В одиннадцать, – ответил мистер Бауман с тяжелым вздохом. – Только наш бедный мистер Лукас не сумеет произнести такую речь, как это делал наш прежний проповедник. Между нами, может, и были некоторые разногласия, и все же – какая жалость.

Я видел, каких трудов ему стоит воздержаться от бесконечно обсуждаемого вопроса с бочкой пива, но он справился собой.