Стенающий колодец - [30]

«Видите ли, – отвечает отец, – к сожалению, мне незнакомо это место. Не Херефордский ли это собор, мистер декан?»

«Нет, Уорби, – произносит декан, – это Саутминстерский собор – только такой, каким мы надеемся его видеть через много лет».

«Ах, вот как, сэр», – говорит отец. И больше он ничего не сказал – во всяком случае, декану, – но мне он рассказывал, что ему прямо-таки плохо стало, когда, оглядев хор, такой уютный и красивый, он бросил взгляд на эту противную холодную картинку – так он ее назвал, – нарисованную каким-то лондонским архитектором. Ну вот, снова я за свое. Но, если вы посмотрите, как все выглядело раньше, вы меня поймете.

И Уорби снял со стены гравюру в рамке.

– Короче говоря, декан протянул отцу копию распоряжения капитула расчистить целиком хор, подмести и подготовить для переделки, проект которой был создан в городе. И для разрушения хора надо было ему собрать поскорее рабочих. Вот, взгляните на эту картинку, сэр, видите, где стоит кафедра? Прошу обратить вас на это внимание.

Кафедра – огромное сооружение из дерева с куполообразным навесом – располагалась в северной стороне хора у восточного края сидений лицом к епископскому трону. Уорби объяснил, что во время перестройки проведение служб перенесли в неф, поэтому певчих не отпустили в вынужденный отпуск, а они очень надеялись на него. И органист даже навлек на себя подозрение в преднамеренном нанесении ущерба органу, который за огромную плату был взят напрокат в Лондоне.

Работа по разрушению собора началась с уничтожения ограды перед алтарем и верхних хоров. Далее истребление двинулось по направлению на восток, при этом, как сказал Уорби, были обнаружены интересные образцы прежней архитектуры. На протяжении всей деятельности по сносу члены капитула, естественно, частенько захаживали в собор и бродили по хору, таким образом Уорби-старший, слыша их разговоры, быстро понял, что каноники, главным образом старшие, не согласны с навязываемой им новой политикой. Одни считали, что их ожидает смерть от простуды, так как им придется стоять на местах в приделах, ныне не защищенных от сквозняка оградами; другие не желали быть выставленными в хоровом нефе напоказ прихожанам, особенно во время чтения проповедей, которые они предпочитали слушать в непринужденных позах, которые могут быть неправильно истолкованы. Но больше всех возмущался старейшина церковных служителей. Он потребовал оставить кафедру на месте.

– Не прикасайтесь к ней, господин декан! – закричал он как-то утром, когда они оба стояли около кафедры. – Вы даже не представляете, какое может случиться несчастье!

– Несчастье? Она же не являет собой никакой ценности, каноник.

– Прекратите называть меня каноником, – с раздражением ответил старик. – Вот уже тридцать лет меня зовут доктором Эйлоффом, и я буду крайне вам обязан, господин декан, если вы это запомните. А что касается кафедры (не важно, что я тридцать лет возношу с нее молитвы), я хочу сказать, что знаю – трогать ее нельзя.

– Какой смысл, мой дорогой доктор, сохранять ее, если вся остальная часть хора будет выдержана в ином стиле? Вы в состоянии привести иную причину, за исключением того, что она вам нравится?

– Причину! Причину! – заорал старый доктор Эйлофф. – Если бы вы, молодежь – как бы мне хотелось произносить это слово с уважением, – хоть чуть-чуть принимали во внимание причины, а не гадали, каковы они, дела бы шли куда удачнее. Но я сказал, что сказал.

И старый джентльмен, хромая, удалился из собора и, что абсолютно достоверно, никогда более в нем не показывался. И, несмотря на то, что лето стояло жаркое, все вдруг стали болеть. Первым слег доктор Эйлофф – его стали мучить боли в груди, главным образом по ночам. С каждой службой количество певчих и мальчиков становилось все меньше.

Тем временем было покончено и с кафедрой. Причем навес с нее (часть которого до сих пор служит столом в летнем домике в епископском парке) был снят через час или два после выступления доктора Эйлоффа. Когда же убрали основание – надо сказать, с трудом, – изумленным глазам рабочих предстала алтарная гробница – та самая, которую Уорби показывал Лейку. Попытки выяснить, кто лежит в могиле, оказались бесплодными; и до сих пор имя покойного отсутствует на плите. В свое время гробницу поместили под кафедру, приложив все усилия, дабы не повредить на плите орнамент, и только на северном ее краю имелось небольшое повреждение – брешь между верхней и нижней сторонами плиты, длиной в два-три дюйма. Палмеру, каменщику, которому изредка поручалась работа в хоре, было отдано распоряжение починить плиту в недельный срок.

На протяжении всего этого времени люди чувствовали себя очень плохо. То ли потому, что когда-то церковь была возведена на месте высохшего болота, то ли по какой-либо иной причине жители, чьи дома находились рядом, не получали никакой радости от солнечных дней и тихих ночей августа и сентября.

Для некоторых стариков, среди которых, как выяснилось, был и доктор Эйлофф, это лето оказалось воистину роковым; да и из молодых мало кому удалось не заболеть: одни несколько недель провалялись в постели, совершенно простуженные, других же охватило чувство депрессии, сопровождаемое жуткими ночными кошмарами.