Стена - [64]

– Тебя считают небесным мальчиком, – сказал Ати. Смех сделал конец предложения почти неразборчивым. Нижнестенщик буквально задыхался от смеха.

– Небесный мальчик! – повторил Тигхи.

– Ты хороший предвестник? Да ты дерьмовый предвестник.

– Да!

– Говорят, что ты специально прилетел к нам, – произнес Ати. Его тело дрожало от хихиканья. – Я в это не верю.

– Я упал, – сказал Тигхи.

Дверь открылась, и вошел Уолдо.

– А ну, тихо! – скомандовал он.

На следующий день за завтраком Ати подошел к Тигхи и сел рядом. Они ничего не сказали друг другу, но это было первое утро, когда Тигхи не пришлось завтракать в одиночестве.

Глава 8

Тигхи отправился в полет на следующий день, и в день, который последовал за ним, а также на третий день после своего первого вылета. Каждый раз, когда Тигхи стоял на краю мира, страх проникал во все поры его тела. Он приказывал себе не смотреть вниз, однако ничего не мог с собой поделать. Его глаза опускались, словно подчинялись тем же законам притяжения, что и физические тела. Там, под ногами, находился мир, вечный и незыблемый, который простирался бесконечно вверх и вниз до того предела, пока каменная поверхность не скрывалась в тумане облаков, и все уменьшалось на расстоянии и становилось голубым. Одного взгляда в бездну хватало, чтобы ребра Тигхи сжимались вместе, как пальцы в кулаке, сердце начинало прыгать и колотиться, во рту появлялась неприятная сухость, в ушах звенело, а волосы на голове вставали дыбом.

Однако каждый раз Тигхи переступал край, шагая навстречу полуденному воздушному потоку, поднимавшемуся вверх, и змей на его спине начинал трепетать и поднимался. И каждый раз, когда это происходило, Тигхи плакал – плакал по-настоящему от радостного возбуждения.

Чем ближе он сходился с Ати, тем больше убеждался, что нижнестенщик владеет имперским языком не так хорошо, как ему казалось раньше. То, что Тигхи воспринимал как безупречное выражение, в действительности было неправильным с точки зрения синтаксиса. Однако сам Ати, несмотря на всю свою странность – странный вид и запах, особые повадки и привычки, – начал казаться Тигхи простым и неприхотливым парнем, настроенным дружелюбно по отношению к нему. Знакомым и близким.

Однажды утром, обещавшим очень яркий и солнечный день, когда платон рассредоточился по уступу для выполнения растягивающих упражнений и движений тайши, Тигхи собирался с духом и обратился к Уолдо.

– Командир? – произнес он. Его голос дрожал больше обычного, и это смущало юношу. – Командир?

– Тигхи, – пробурчал Уолдо.

Он ремонтировал сломанную перекладину змея. В правой руке у него был старый потрескавшийся горшочек из пластика, из которого он подливал клей в место перелома.

– Я хочу уйти, несколько дней, – сказал Тигхи. – В полевой госпиталь.

Уолдо ничего не ответил. Изуродованное лицо оставалось совершенно непроницаемым. Все его внимание было сосредоточено на сломанном змее. Обмотав склеенное место лыком, Уолдо прислонил змей к стене и спросил:

– Ты больной?

– Нет, командир.

– Сломанные кости?

– Нет, командир.

– Полевой госпиталь предназначен для этого.

– Там работает человек. Его звать Вивре, командир. Он вылечил меня после моего падения. Он мне отец. Я люблю его.

При этих словах Уолдо внимательно посмотрел на Тигхи своими глубоко посаженными, немигающими глазами небесно-серого цвета. Их взгляды встретились.

– Ты любишь его, – повторил Уолдо бесцветным голосом.

– Он мне отец, я люблю его, – нерешительно повторил Тигхи. – Я люблю его, отца.

– Нет, Тигхи, – сказал Уолдо, встав с земли на ноги. – Ты не можешь пойти туда. Наш день очень плотный, и мы не можем найти время для твоих прогулок. – Он хлопнул себя ладонями по овальному животу. – Теперь я твой отец, и ты должен любить меня. Ты должен любить меня, или мне придется снова побить тебя.

Затем он вдруг расхохотался и удалился пружинистой походкой, оставив Тигхи в недоумении и растерянности.

Как-то вечером, когда оба приятеля, сидя в некотором отдалении от остальных флатаров, поедали вечерний рацион, Тигхи спросил:

– Ати, это война?

Ати всегда очень серьезно относился к приему пищи и, уделяя этому процессу все свое внимание, как правило, был глух и нем ко всем внешним раздражителям. Вот и на сей раз он не стал отвечать на вопрос Тигхи, пока тщательно не пережевал и не проглотил последний кусочек мяса, после чего еще провел указательным пальцем по внутреннему краю миски и облизал его. Лишь после этого Ати произнес:

– Что ты говоришь, варвар?

– Война.

– Что насчет войны?

– Против кого мы война?

– Не говори: мы война, – сказал Ати, самодовольно ухмыляясь. Он обожал исправлять синтаксические ошибки Тигхи, хотя сам не слишком хорошо владел имперским языком и говорил на нем с запинками. Однако ему нравилось выступать в роли знатока по отношению к тому, кто говорил на имперском языке еще хуже. – Скажи: «Мы воюем».

– Против кого мы воюем? В этом воюем?

– Против кого мы воюем в этой войне? – еще раз поправил его Ати. – Ты полный невежа, если не знаешь, против кого мы воюем.

Тигхи поднес миску ко рту и стал вылизывать ее. Несмотря на то что язык у него был длинный, он никак не мог достать до самой середины. Ати подался вперед и стукнул по миске костяшками пальцев так, что она ударила Тигхи по переносице.