Стена - [33]

Шрифт
Интервал

Прогулка, когда мы с Луксом нашли мертвую серну, оказалась последней в том году. Начались снегопады, скоро снегу навалило по щиколотку. Я вела свое маленькое хозяйство и ухаживала за Беллой. Сейчас она давала чуть меньше молока и стала заметно толще. Я начала всерьез надеяться на теленка. Часто лежала без сна и перебирала разные возможности. Если что случится с Беллой, мои шансы выжить существенно уменьшатся. Даже если на свет появится телочка, они останутся незначительными. Я могу надеяться выжить в лесу, только если родится бычок. Тогда я еще верила, что меня в один прекрасный день найдут, но изо всех сил гнала мысли и о прошлом, и об отдаленном будущем и задумывалась лишь о настоящем или о самом насущном — о предстоящей уборке картошки или о сочных альпийских лугах. Мысль о том, чтобы летом перебраться наверх, в горы, занимала меня несколько вечеров подряд. С тех пор как работы на свежем воздухе поубавилось, я стала хуже засыпать и по вечерам (преступно расточая керосин) читала журналы Луизы, календари и детективы. Журналы и романы мне скоро страшно надоели, а календари нравились все больше. Я и сегодня их почитываю.

Все, что мне известно о животноводстве — очень мало! — я почерпнула в календарях. Истории, которые там напечатаны и над которыми я прежде так смеялась, нравятся мне все сильнее, одни — трогательные, другие — жуткие, особенно одна, о том, как король угрей мстит крестьянину, мучающему животных, и в конце концов драматически душит его. Это на самом деле замечательная история, хотя мне очень страшно ее читать. Но тогда, в первую зиму, эти истории не очень-то меня занимали. В журналах Луизы целые страницы занимали рассуждения о масках для лица, норковых манто и коллекционировании фарфора. Некоторые маски представляли собой кашицу из меда и муки, и когда я об этом читала, очень хотелось есть. Больше всего мне нравились замечательные кулинарные рецепты с картинками. Но раз, когда меня особенно мучил голод, я так разозлилась (я всегда отличалась вспыльчивостью), что сожгла все рецепты. Последнее, что я видела, — омар под майонезом, скрючившийся в пламени. Это было очень глупо с моей стороны: рецептов хватило бы на растопку недели на три, а я сожгла их все за один вечер.

Потом я бросила читать и пристрастилась играть в карты. Я успокаивалась за этим занятием, знакомые запачканные карты отвлекали от дум. Тогда я просто боялась той минуты, когда надо гасить свет и ложиться. Вечера напролет этот страх сидел со мной за столом. Кошка к этому времени уже исчезала, а Лукс спал под печкой. Я оставалась совсем одна с картами и страхом. И все же каждый вечер приходилось ложиться. Я едва не падала под стол от усталости, но стоило только улечься в тишине и темноте, как сна — ни в одном глазу, и стаей шершней налетают мысли. Когда же наконец удавалось заснуть, я видела сны, просыпалась в слезах и снова погружалась в кошмар.

До сих пор я спала без сновидений, начиная же с зимы сны меня замучили. В снах я видела только мертвых, даже во сне я знала, что в живых больше никого не осталось. Сны всегда начинались лживо-безобидно, но с самого начала мне было известно, что случится что-то очень худое, и события неудержимо катились к той минуте, когда знакомые лица цепенели, а я со стоном просыпалась. Плакала, пока не усну и снова не полечу к покойным, все глубже, все быстрее, чтобы вновь с криком проснуться. Днем была усталой и безучастной, Лукс предпринимал отчаянные попытки развеселить меня. Даже Кошка, которая всегда казалась мне занятой исключительно своей особой, удостоивала меня сдержанных ласк. Думаю, что без них обоих мне бы первой зимы не пережить.

И хорошо, что приходилось все больше внимания уделять Белле, она стала такой толстой, что появления теленка можно было ждать в любой день. Она неуклюже ворочалась и тяжело дышала, я же каждый день ласково беседовала с ней, чтобы приободрить. В ее красивых глазах застыла напряженная забота, словно она раздумывала о своем положении. А может, я все придумала. Так что жизнь моя делилась на страшные ночи и деловые дни, когда я от усталости едва держалась на ногах.

Шли дни. В середине декабря потеплело, снег растаял. Мы с Луксом каждый день ходили в лес. Спала я после этого лучше, но сны видела по-прежнему. Сообразила, что самообладание, с которым я с первого же дня приняла свое положение, было просто шоком. И вот он прошел, я нормально реагирую на утраты. Донимавшие днем заботы о животных, картошке, сене я принимала как соответствуюпще обстоятельствам и потому посильные. Я знала, что справлюсь, и была готова работать. Просыпающиеся же ночью страхи казались совершенно бесплодными, страх за минувшее и мертвое, за то, чего я не могу оживить и чему темной ночью не могу сопротивляться. Похоже, я оказывала себе медвежью услугу, изо всех сил не желая разбираться с прошлым. Но тогда я этого еще не знала. Приближалось Рождество, и я боялась его.

Двадцать четвертого декабря был тихий пасмурный день. Утром мы с Луксом пошли в лес, я радовалась, что хоть снега нет. Неразумно, но тогда казалось, что легче пережить Рождество без снега. Пока мы шагали привычными тропами, на землю с неба очень тихо и медленно спустились первые снежинки. Похоже, и погода против меня. Лукс никак не мог взять в толк, отчего я не радуюсь слетающим с серо-белого неба снежинкам. Я попробовала развеселиться ради него, но не получилось, и он топал рядом, огорченно повесив голову. Выглянув в полдень в окно, я увидела, что деревья побелели, а под вечер, по дороге в хлев, обнаружила, что лес превратился в настоящий рождественский лес, а снег сухо поскрипывает под ногами. Зажигая лампу, я вдруг поняла, что так больше нельзя. Меня охватило дикое желание все бросить и предоставить событиям развиваться своим чередом. Я устала мчаться все дальше и мечтала остановиться. Села за стол и больше не сопротивлялась. Ощутила, как отпускает судорога, сводившая мышцы, а сердце начинает биться спокойно и размеренно. Казалось, помогло само решение сдаться. Я очень ясно припомнила минувшее и попыталась быть беспристрастной, ничего не приукрашивать и ничего не чернить.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Королевский тигр

Джинни Эбнер (р. 1918) — известная австрийская писательница, автор романов ("В черном и белом", 1964; "Звуки флейты", 1980 и др.), сборников рассказов и поэтических книг — вошла в литературу Австрии в послевоенные годы.В этой повести тигр, как символ рока, жестокой судьбы и звериного в человеке, внезапно врывается в жизнь простых людей, разрушает обыденность их существования в клетке — "в плену и под защитой" внешних и внутренних ограничений.


Полезное с прекрасным

Андреа Грилль (р. 1975) — современная австрийская писательница, лингвист, биолог. Публикуется с 2005 г., лауреат нескольких литературных премий.Одним из результатов разносторонней научной эрудиции автора стало терпко-ароматное литературное произведение «Полезное с прекрасным» (2010) — плутовской роман и своеобразный краткий путеводитель по всевозможным видам и сортам кофе.Двое приятелей — служитель собора и безработный — наперекор начавшемуся в 2008 г. экономическому кризису блестяще претворяют в жизнь инновационные принципы современной «креативной индустрии».


Вена Metropolis

Петер Розай (р. 1946) — одна из значительных фигур современной австрийской литературы, автор более пятнадцати романов: «Кем был Эдгар Аллан?» (1977), «Отсюда — туда» (1978, рус. пер. 1982), «Мужчина & женщина» (1984, рус. пер. 1994), «15 000 душ» (1985, рус. пер. 2006), «Персона» (1995), «Глобалисты» (2014), нескольких сборников рассказов: «Этюд о мире без людей. — Этюд о путешествии без цели» (1993), путевых очерков: «Петербург — Париж — Токио» (2000).Роман «Вена Metropolis» (2005) — путешествие во времени (вторая половина XX века), в пространстве (Вена, столица Австрии) и в судьбах населяющих этот мир людей: лицо города складывается из мозаики «обыкновенных» историй, проступает в переплетении обыденных жизненных путей персонажей, «ограниченных сроком» своих чувств, стремлений, своего земного бытия.


Тихий океан

Роман известного австрийского писателя Герхарда Рота «Тихий Океан» (1980) сочетает в себе черты идиллии, детектива и загадочной истории. Сельское уединение, безмятежные леса и долины, среди которых стремится затеряться герой, преуспевающий столичный врач, оставивший практику в городе, скрывают мрачные, зловещие тайны. В идиллической деревне царят жестокие нравы, а ее обитатели постепенно начинают напоминать герою жутковатых персонажей картин Брейгеля. Впрочем, так ли уж отличается от них сам герой, и что заставило его сбежать из столицы?..