Стеклянный шарик - [7]
Николаева подлизывалась. Списать давала кому угодно и просто так, и говорила — а хочешь, я тебе объясню? А хочешь, я тебе расскажу? Галино налаженное дело сразу рухнуло — Бирюковой она только сказала «спасибо в карман не положишь», та покрутила пальцем у виска — ты чо? Я у Николаевой спишу, она всем дает. Пришлось пожать плечами и сделать вид, что так и надо, прощай, шоколад.
Никитько к ней прям домашки бегала делать, сю-сю-сю, Аська так хорошо объясняет, я даже поняла, хочешь, расскажу? Обойдусь, говорила Галя, не дурней твоей Николаевой. Сама смутно чувствовала, что, может, дурней — но ей неинтересно было жрать книжки, она всю полку дома перечитала и в школьной библиотеке что надо брала — но там все было про положительных героев с вытаращенными глазами, как у Николаевой. Ася Николаева была вся такая положительный герой не в себе.
Николаева ходила, спотыкаясь, носом в книжки, или разговаривала с карманом, как больная. В кармане у нее лежал заяц. В третьем классе, ага. Николаева писала бредовые сочинения, и Евгеньевна их зачитывала вслух как образцовые. А когда она их зачитывала, Николаева сидела красная и потерянная, а когда однажды Евгеньевна зачитала Галино сочинение — Галя старалась и все нужные слова вроде «вечно верны» или «память о них навсегда сохранится в наших сердцах» повыписывала из какой-то книжки шестьдесят лохматого года, Евгеньевна аж восхитилась, зачитала, Николаева сидела, удивленно задрав брови, как будто у нее чего отняли или будто она сказать хочет, а вы чего в этом нашли вообще, Ольга Евгеньевна, это же гадость? И на Галю тоже глазами хлоп, а Галя такая ей бровью и углом рта: а вот так вота, и уткнись вообще.
Короче, с этой Николаевой что-то надо было делать. Слишком много Николаевой было кругом. Ручонку тянет, отвечать лезет, да сиди уже, кажется, сиди, тебя не просят, куда ты все лезешь, и лезешь, и лезешь? Выделывается, сказала Палей. Выс***ется, сказала грубая Бирюкова. Выслуживается, сказала вежливая Вяльцева. Понравиться хочет, сказала Палей.
— Кому? — тупо спросила Иванова. Иванова была красавица, но тупая, как носорог.
Мысль пробуровила огненную борозду в неподвижном мозгу Ивановой, укрепилась, прижилась, и когда на очередной математике Николаева в очередной раз победно вскинула руку — первая! — Иванова обернулась и сказала, как только одна Иванова умела, одной нижней челюстью, с оттяжечкой, угрожающе-монотонно, без запятых:
— Чо Николаева больше всех надо? Чо пятерочку хочется сильно-сильно?
Николаева на глазах увяла, чуть уши не отвалились.
Скоро весь класс знал точно: Николаева выделывается, выслуживается, выеживается, хочет заработать пятерочку. Николаевой, как известно, пятерочки дороже всего на свете.
— Что, Асечкина, не получила пятерочку? — сочувственно качала головой Вяльцева. — Ну ты подучишь и в другой раз получишь, ты не переживай.
— Асечкина подучит, — говорила Бирюкова.
— Асечкина получит, — цедила Иванова.
Палей улыбалась, как Мона Лиза.
В общем, больше Вяльцева, Иванова и Бирюкова у Асечкиной не списывали, неловко было. Пришлось им Гале мороженое покупать и слоеные язычки в столовке.
Но, конечно, надо было что-то делать с этой Николаевой. Она была не просто дура, а опасная. Положительный герой не в себе. Кидались на перемене Евгеньевниной шапкой, шарф из нее выпал, перчатки. Звонок, Евгеньевна топает, Заварзин кидает шапку Егорову, Егоров застывает с ней — и быстро прячет ее в парту.
Егоровна входит, видит, начинает орать: где шапка, я вас спрашиваю! Тридцать семь человек дружно сидят, прижав уши, ну такие не видели никакой шапки, одна Николаева типа пионер-герой, встает такая и вынимает шапку у Егорова из парты, вот ваша шапка!
— Предательница, — говорит Палей, упирая на «д» — двойное «д», тройное «д» — поддать, наддать, и еще надддать!
— Стукачка, — шепчет в спину Заварзин.
Симонов, который вообще по слабоумию своему дара речи лишен, тыкает Николаеву пальцем в бок и произносит:
— Ты, козза!
Николаева молча бьет его учебником по голове. Тот в ответ ее кулаком под дых.
Егоров, получая двойку по поведению в дневник, тянет:
— Т, т, т, ты, Ас-ся, еще п, п, п… — хотя видит, что уже опоздал угрожать.
Николаева загибается.
— Замолчали все, — обрывает их Евгеньевна. — Открыли тетради, пишем.
Николаева, отдышавшись, молниеносным толчком спихивает Симонова с парты и показывает Заварзину кулак.
— Николаева, я кому сказала?!
Симонов, поднявшись с пола, с рыком кидается на Николаеву. Та выставляет когти.
— Николаева, встать! Симонов, прекратить! Встать! Дневники оба мне на стол! Стоять оба до конца урока!
Палей улыбается, как Мона Лиза.
Непонятно
С цветами Асе все понятно: выпускают зеленые уши из семечка, сбрасывают с кончика листа шкурку, тянутся, распускают листья, набирают бутоны, потом из зеленого вдруг начинает такой цветной кусочек выбираться, потом разворачивается. Ася сидит над ними долго-долго, всматривается: как крепятся лепестки, где прячется нектар, как разложены семена по стручкам и коробочкам.
Про пчел ей тоже понятно: носятся, хоботом сосут, шерстью пыльцу собирают с тычинок, разносят по пестикам. Потом — семена и все сначала. Ей интересно, можно с пчелами дружить или покусают; кажется — можно, не кусали пока. Ася кормит пчел разведенным медом, воюет с осами и подбирает раненых бабочек. Поит их апельсиновым соком и рассматривает, как они сворачивают и разворачивают свой пружинный хоботок, в наручных часах тоже есть такая пружинка, она скручивается и раскручивается. Ася так часто открывает свои новые наручные часики — посмотреть, как крутятся шестеренки, равномерно дрыгается пружинка, блестят розовые камушки, — что крышка уже отстает сама собой. Зачем камушки, Ася еще не выяснила, но звучит красиво: на семнадцати камнях. Но про камни в часах в энциклопедии нет, а мама не знает. Ася спрашивала.
Корней Иванович Чуковский (1882–1969) – не только автор всем известных детских стихов и сказок, но и выдающийся литературовед, критик, переводчик, активный участник и организатор литературной жизни России на протяжении семи десятилетий. Несмотря на обилие посвященных ему книг и публикаций, его многогранная натура во многом остается загадкой для исследователей. Писатель и журналист Ирина Лукьянова на основе множества источников создала новую, непревзойденную по полноте биографию писателя, вписав его жизнь в широкую панораму российской истории и литературы XX века.
Эти мышата сыграли значительную роль в якобинском терроре и лиссабонском землетрясении, их популяция разрослась в период Смутного времени, став нашим универсальным оружием. Неуемные фантазеры — авторы книги — сообщают, что даже все дворцовые перевороты, интриги и революция 1917 года — дело рук (вернее, лапок) бардачных мышат. Кроме двадцати видов этих озорников и даже хищников героями выступают и другие зверьки и зверюши.Принюхивались ли вы когда-нибудь к вонюкле с ее отвратительным «запахом власти, денег и произвола»? Знакома ли вам рыба-интеллигент с ее постоянным выбором: свобода или пропитание? Встречали ли вы ранее енота-потаскуна? А шуравчика с копушей? А кислотника стильного с клушей беспокойной? Конечно же встречали и даже, может быть, лично знакомы.
Дорогой маленький/немаленький друг! Эта веселая/грустная и необычная, хотя с виду и не скажешь, книга написана московскими писателями Дмитрием Быковым и Ириной Лукьяновой. Они лучше всех изучили описанный в этой книге мир забавных существ, живущих/сводящих концы с концами рядом с нами, и решили поделиться своими знаниями с читателями.
Охватывающий несколько эпох рассказ о русской литературе может быть увлекательным! Ирина Лукьянова, прозаик, поэт, филолог, автор биографий в серии «Жизнь замечательных людей», приглашает в занимательное путешествие по русской литературе от Древней Руси до XX века. С любовью к истории и к слову; искрометно, живо, «с подлинным драматургическим мастерством» рассказывает автор не только о всем известной классике, которую из года в год по неизменной программе повторяют за школьными партами, но и о произведениях, и писателях, оставшихся за полями учебника. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Настоящее издание — третий выпуск «Детей мира». Тридцать пять рассказов писателей двадцати восьми стран найдешь ты в этой книге, тридцать пять расцвеченных самыми разными красками картинок из жизни детей нашей планеты. Для среднего школьного возраста. Сведения о территории и числе жителей приводятся по изданию: «АТЛАС МИРА», Главное Управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Москва 1969.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.