Стеклянный букет - [5]

— Хорошо отвечал? Отлично? Ну, спасибо, брат! Не посрамил нашу старую медицинскую семью!

— Эй, что стоишь, выпучив глаза? Работай, черт тебя возьми! — раздался грубый окрик.

И ленинградца Дремина разом швырнуло с берегов Невы в эту затерянную в горах итальянскую деревушку. Сейчас сорок четвертый год, он военнопленный, и его возят с походной мастерской, где он ремонтирует автомобили и танки гитлеровцев. Раздраженный часовой еще раз повторяет окрик и тыкает Николая прикладом:

— Ну, сколько раз тебе нужно повторять! Работай!

Николай с ненавистью взглянул на фашиста и снова застучал молотком по согнутому крылу офицерской машины. Наскочили, видите ли, на дерево, когда были пьяны, и теперь торопят Николая, чтоб начальство не увидело и не устроило дознания. Вот уже два дня, как они приехали сюда, в эту полуразрушенную бомбежками деревушку — тридцать гитлеровцев и пятнадцать военнопленных — в большинстве французов. Гитлеровцы заняли все уцелевшие дома в деревне, выставили часовых и теперь носа не показывали на улицах. Бомбежки с воздуха, какие-то таинственные нападения на горных дорогах, обстрелы — все это навело панику на фашистов. А Николай, едва увидев вблизи горы, задрожал от волнения. Может быть, здесь, наконец, удастся бежать! Бежать туда, на эти поросшие темным лесом склоны, найти партизан, снова взять в руки оружие… С тех пор, как Николая подбили, когда он спускался на парашюте в расположении неприятеля, и, раненного, взяли в плен, он только и мечтал о том, чтобы убежать. Но ремонтная мастерская до сих пор ездила по ровным, просматриваемым со всех сторон местам, за пленными был постоянный надзор и подходящего случая не было.

Италия… Когда-то Николай мечтал побывать здесь. А сейчас вид этих домишек среди гор вызывал в нем щемящую грусть. Все это было теперь занято фашистами, и даже природа выглядела здесь запущенной и угнетенной. Вон торчат сухие виноградные лозы, вон заросшее сорняками поле — видно, некому за ним ходить. А люди… Они ходят в лохмотьях, шарахаются от фашистов и сидят, притаясь, в домах. Только ребятишки бесстрашно бегают по дорогам, толпятся вокруг солдат и машин и даже не боятся, когда ревут сирены воздушной тревоги.

Николай обтер концами замасленные руки и выпрямил натруженную спину. Ух, да сколько же кругом детворы! И откуда только она набежала! С любопытством заглядывают внутрь машины, в мотор, глазеют на него, что-то быстро-быстро говорят на своем певучем языке.

Впрочем, не только ребята собрались вокруг ремонтной мастерской, здесь есть и взрослые. Женщины, закутанные почти до глаз в темные шали, и два-три старика с крючковатыми палками тоже смотрели на пленных и тихонько переговаривались между собой.

— Как ты думаешь, Пепе, что это за люди?

— Вон те, в беретах, — французы. Я знаю несколько французских слов и слышу, как они говорят по-своему.

— А вот тот, голубоглазый?

— Тот — не знаю…

— Тетя Анжелика, я сейчас его спрошу, — вмешался круглоголовый, коротко остриженный мальчуган с широким приплюснутым носом, который смешно подергивался, когда его обладатель говорил.

— Ну, спроси, спроси, племянничек.

Мальчик оглянулся, не смотрят ли часовые, и приблизился к Николаю.

— Послушай, ты кто? — спросил он. — Француз?.. Франчезе?

Николай покачал головой.

— Нет, — сказал он, — я русский. — Он вспомнил свою медицинскую латынь. — Руссо…

Среди итальянцев произошло движение. Придвинулись ближе, и Николаю показалось, что лица оживились и потеплели. Какой-то старик, почти с такой же кривой трубочкой, как у Дремина-отца, спросил шамкая:

— Со-виет?

Николай кивнул:

— Со-вет…

На этот раз в глазах людей он ясно увидел участие и восхищение. Мальчик доверчиво притронулся к его руке и что-то спросил. Николай с сожалением пожал плечами:

— Не понял.

Тогда мальчик ударил себя в грудь и сказал громко, как глухому:

— Николо! Николо!

И все кругом стали показывать пальцами на мальчика, повторяя:

— Николо, Николо.

Николай улыбнулся, тоже ударил себя в грудь:

— А я — Николай.

Это произвело необыкновенное впечатление. Все, кто окружал Николая, засмеялись радостно и удивленно, все начали повторять на разные лады:

— Ты — Николай, он — Николо.

— Николай, Николо!

И пользуясь тем, что часовой не смотрел в их сторону, люди торопились пожать руку пленного русского Николая.

С этого дня между двумя тезками завязалась дружба. Правда, русский студент и итальянский мальчик не могли вести длинные разговоры, но кое-что они все-таки друг другу рассказали. Например, Николо знал теперь, что Николай из Ленинграда и что там у него остался старый папа — доктор. А Николай понял, что у Николо нет ни отца, ни матери, только один старший брат.

— А где он? Здесь? — Николай показал на деревню.

Николо покачал головой.

— Тогда где же? На войне? — Николай показал, как стреляют из винтовки.

Николо кивнул, нагнулся к уху своего нового друга и что-то зашептал. Николай уловил слово «партижиано».

— Поклянись, что не выдашь! — Николо поцеловал скрещенные пальцы обеих рук и сложил так же пальцы Николая. — Ну, клянись же!

Николай повиновался.

— Марио — там. Там — партизаны. — И Николо показал на темно-синие в вечерний час горы.