Стеклянная невеста - [4]

Странное чувство потери возникало во мне с первых же дней, когда выступление кончалось и надо было покидать клуб. Очень хотелось присоединиться к этому минующему меня веселью. Ожидание чуда — это было самое замечательное. Ни до этого, ни после этого никогда в жизни не было у меня такого — такого, что могло бы сравниться с тем ожиданием.

Первое время я уезжала сразу же после своего выступления. Первую неделю, пока не отремонтировали мой автомобиль, мне приходилось ехать домой на такси. Сначала мне это казалось опасным — садиться в машину так поздно и ехать с незнакомым шофером по пустынным улицам ночного города. Но вскоре я привыкла. Тем более что шоферы, дежурившие возле клуба, были одни и те же: случайным людям не позволяли здесь подработать. А девушки, которые танцевали на сцене и исполняли стриптиз, когда узнали о моих первоначальных страхах, успокоили окончательно. Оказывается, был раз случай, уже давно, правда, когда какой-то таксист попытался сделать одной из девушек предложение, от которого, как он думал, нельзя отказаться. Девушка все же сумела вырваться, и это стало известно.

Марина, одна из танцовщиц, невысокая брюнетка, поминутно оглядываясь, словно боясь, что нас кто-то подслушает, сообщила под страшным секретом, что Граф сам с ним разбирался, с этим таксистом. Тот сто раз пожалел, и где он теперь — никому не известно, больше его машину не только возле клуба, но и вообще не видели.

Марина повернулась к зеркалу, всмотрелась и, округлив рот, стала разглядывать что-то у себя на губе.

Потом, окончательно уйдя в свое занятие, взяла со столика пудреницу и стала припудривать лицо.

Марина была москвичкой, а танцами увлеклась еще в школьной самодеятельности. К этому у нее был талант, и, как ко всякому делу, которое в детстве дается легко, к танцам отношение было легкое, несерьезное. В четырнадцать лет она влюбилась в десятиклассника, который учился в ее же школе. Любовь дала плоды, вернее, плод, который Марина вовремя вытравила, что, однако, дало неожиданный эффект: парень влюбился в нее окончательно, они, сломив растерянное сопротивление родителей, стали жить вместе. Пока учились в школе, семейная жизнь протекала безоблачно, после окончания школы Андрей, ее муж, пошел работать, стал приносить деньги, их оказалось мало, и Марина стала задумываться о дальнейшей жизни. Подруга, устроившаяся в ресторан танцовщицей, посоветовала ей испробовать свой дар — о нем многие помнили. Муж был против, но Марина настояла. В итоге она стала зарабатывать прилично, но любовь ушла; оба расстались хоть и с сожалением, но решительно. Это я узнала от нее самой еще в первые дни.

Марина продолжала прихорашиваться, задумчиво выщипывая невидимые волоски на подбородке.

— Так что, он его убил? — спросила я о куда-то пропавшем таксисте. Перед моими глазами внезапно возник тот черный мотоциклист с пистолетом, который застрелил при мне двоих мужчин.

— Кого? — рассеянно переспросила Марина.

— Таксиста.

— А-а, этого? Кто его знает: убил или просто напугал. Нам все равно, лишь бы не приставали.

Я с удивлением смотрела на нее, но Марина вроде бы не шутила. Может быть, ей действительно было все равно?

Всего девушек-танцовщиц было десять, я вскоре с ними познакомилась ближе, но ни с кем особенно тесно не сошлась. Только с Верочкой у нас наладился контакт.

Верочка тоже танцевала и раздевалась на сцене, относилась к своему занятию просто и с увлечением рассказывала мне о тех «клиентах», которых удавалось раскрутить на выпивку и чаевые.

У девушек, впрочем, были свои обязанности, у меня свои.

После двух часов я переодевалась и уходила. Часто с сожалением. Но однажды, наверное, после месяца моей новой службы, меня перехватил Граф и предложил остаться.

— Что же это вы сразу исчезаете? Разве вам у нас не интересно? Посидите за столиком, хотите, у стойки бара. Выпивка и еда за счет заведения, — улыбнулся он.

За последний месяц я уже пригляделась к нашему хозяину, и, хотя и обращалась к нему по имени и отчеству — Юрий Андреевич, — за глаза привыкла называть, как и все: Граф. Тем более что кличка ему шла чрезвычайно. Он был высоким, широкоплечим брюнетом, с добродушно-красивым, очень спокойным и твердым лицом. Одет он был всегда в темный свободный костюм, светлую сорочку, а галстуки менял каждый день. Я ни разу не слышала, чтобы он повысил на кого-нибудь голос, да этого, видимо, и не требовалось. Каждый, наверное, чувствовал в нем силу и волю и инстинктивно не желал провоцировать ссору, чтобы вся скрытая сила этого мужчины не была направлена против него.

Со мной он обращался подчеркнуто вежливо. И всегда при наших встречах его красивые темные глаза начинали нежно блестеть, а лицо расцветало легкой улыбкой. Впрочем, с того момента, как Граф уговорил меня участвовать в его шоу, виделись мы с ним не так уж часто. Я потом расспрашивала о нем у других, это и помогло мне составить о нем мнение. Верочка, немного угловатая близорукая блондинка, с ласковым выражением всегда готового встревожиться лица, считала его высокомерным и эгоистичным субъектом, посматривающим сверху вниз на всех прочих, низко ходящих.