Стеклянная клетка - [36]

Магдольна знала, но по ее выходило, что он пекарь.

— Пекарь, кондитер, один черт, главное, он в восемь ложится, в три встает, хорошо, если раз пять в году и переспит-то с ней по-настоящему! Подумай, как она после всего этого может выглядеть?

Магдольна подумала и усмехнулась.

— Цыпонька, ты не поверишь: раздалась, как корова симментальская, поперек себя шире, каждый божий день по два кило сдобного хлеба уминает, а завоображала… думает, не работает, так уж и барыня… и детишек трое; по себе знаешь, Магдулик, что это такое! Ну, вот и готово, — подхватила она платье, — на, примерь! Вот что они делают с собой, эти бабы.

Магдольна натянула платье — действительно, сидит еще лучше; в чем тут дело, оставалось загадкой. Юли забила в ладоши.

— Провалиться мне, Магдулик, ты просто красавица, тебя и не узнать, нет, слушай, я серьезно, ни одно платье мне еще так не удавалось, ей-ей; мужики бегать будут за тобой, вот увидишь!

— Уж прямо! — отмахнулась с гримаской Магдольна Гомбар. — Есть мне о чем голову сушить, других забот нет, — но тут же покраснела, сообразив: неправда, было правдой полчаса назад, а в эту минуту, при упоминании о мужиках, испытанное перед тем странное, греховное чувство опять пробудилось в ней, и, спеша отвлечься, она с сердито наморщенным лбом принялась оглядывать себя в зеркало — не исключено ведь, что Юли нарочно заговаривает ее, чтобы какого-нибудь огреха не заметила.

Юли засмеялась: вот, не верит, да чего ради выхваляться мне перед тобой; потом завела про какого-то инженера, который сейчас за ней ухлестывает, мол, к Ади Клингеру пора, иначе не ручаюсь за себя, ты же меня знаешь.

Магдольна Виг по-прежнему недвижно стояла перед трельяжем.

— Ну снимай, я тебе заверну, — сказала Юли.

— Нет, — отозвалась наконец Магдольна. — Не надо. То, барахляное, заверни.

— В этом пойдешь? Ну и правильно, лапочка, — удивясь было, понимающе рассмеялась Юли. — Вижу, и тебе понравилось.

И пока она заворачивала другое (которое еще утром казалось вполне приличным, а теперь, рядом с Юлиным блистательным изделием, вмиг померкло и стало «барахляным»), Магдольна поворачивалась перед зеркалом во все стороны, там и сям притрагиваясь к себе, словно изучая себя, новую. Юли завернула «барахляное», подняла глаза, оглядела недоверчиво подругу и, недовольная, обошла вокруг. Вид у нее сделался совсем мрачный.

— Что? — испугалась Магдольна. — Что-нибудь нехорошо?

— Слишком даже хорошо, — ответила та глухо. — Слишком даже, лапонька, для тебя.

И, загоревшись вдруг (Магдольна не успела даже обидеться) и засверкав глазами, стала в пылу вдохновения умолять ее разрешить сделать ей прическу, потому что с такой головой на люди стыдно показаться; уж заимела такое мировецкое платьице, изволь и все остальное в соответствие привести, а сейчас — не сердись, мол, я ведь любя — она как чучело с этими патлами.

— Но ты же не парикмахерша… — заикнулась было Магдольна, но Юли и пикнуть не дала.

— Я?! Да я тебя лучше профессионалки причешу, я и себе прическу делаю, и сестренке, и Андялке — помнишь ее? Тьфу ты, ну, Ангела Надь, блондиночка, мордашка такая наивненькая, у нас была тогда ученицей; клиенток вообще у меня полно, ты их даже и не знаешь, дорогуша, и снасть вся под рукой, чин чином сделаем: и вымоем, и пострижем, и завьем, я лаком покроем…

— Ой, только не лаком! — запротестовала Магдольна. — Противный этот лак, волосы потом не расчешешь…

— Тогда пивком, — с легкостью согласилась Юли, — пиво, кстати, есть. — И выбежав, вернулась с бутылкой прекрасного, темного, холодного пива.

— Как это пивком?! — спохватясь, ужаснулась Магдольна.

Юли налила.

— Да чего ты, уж положись на меня, плохо не сделаю, — заверила она. — Твое здоровье! Пей давай.

— Но я от тебя как раз в парикмахерскую собиралась, — попыталась возразить Магдольна.

— Сдурела?! Деньгами такими швыряться… Туфли лучше на них купи, твои все равно к этому платью не подходят; вот, гляди! — Подбежав к гардеробу, она вынула пару белых текстильных туфель. — Ну-ка надень, да перестань, не важно, что велики, видно же: тебе точь-в-точь такие нужны! Сбегай на Кольцо, я объясню где, восемьдесят форинтов всего, дурой надо быть, чтобы не купить, только смотри, сегодня же, они вчера получили, к понедельнику разберут. Покупают нарасхват.

— А Густи-то, ему я что скажу? — испугалась Магдольна.

— А какое ему дело, Густи твоему, — возразила Юли, — рад только будет, что денег не просила.

— Да я и про отгул не сказала, — призналась Магдольна, — и что к тебе пошла…

— И правильно, — одобрила Юли, — отгулы его тоже не касаются, когда надо, тогда и берешь; слава богу, Магдулик, умнеть, кажется, начинаешь. Ну давай снимай! — И стащив платье с отупевшей немного от пива и потока уговоров Магдольны, повязала ее простынкой и усадила перед трельяжем. — Густи твой радоваться будет, какая женушка у него шикарная да молоденькая!

— Молоденькая! — рассмеялась Магдольна не без горечи.

— Да ты что?! — взъелась Юли. — Тебе сколько? Тридцать два?.. А мне, дорогуша, тридцать шесть, но посмей мне кто-нибудь сказать: старуха, я ему всю рожу растворожу! Нынче женщина и в пятьдесят еще молоденькая, заруби себе на носу, чудик ты! — Она прикатила из кухни тазик на подставке для мытья головы, разместила на туалетном столике фен, шампунь, пива две бутылки, щипцы, бигуди, ножницы и прочий инструмент, посмеялась: — А ты и не знала, что все у меня налицо? Полный комплект! — И ухватила Магдольну за длинную прядь. — Эту шестимесячную долой, вон как отросла…