— Конечно. Я буду рада, — она посмотрела на меня. — Мне показалось, ты сегодня с утра какой-то грустный и задумчивый.
— Угу. Во-первых, наверно, мне было жалко, что наш отдых на озерах оказался таким коротким…
— А во-вторых?..
— А во-вторых, я все вспоминаю то, что ты мне рассказала. Подействовало на меня, знаешь. И думать не мог, что в нашем городе может твориться такое.
— Мне жаль, что я тебя расстроила.
— Нет, что ты, все правильно! Я должен был знать! Я вот думаю, не поговорить ли с опекуном. Он кого угодно усмирить может. А заплатить всей здешней милиции, какие-нибудь премии дополнительные назначить, чтобы они разобрались со всей этой шпаной — это ему вообще пара пустяков.
— По-твоему, удобно нагружать его этим?
Я пожал плечами.
— Вполне удобно. Это ж моего города касается. И прежде всего, это касается тебя. Мне думать невыносимо, что ты живешь в этом кошмаре.
— Не такой уж кошмар, — заметила она. — Но…
— …Но будет лучше, если в нашем городе будут тишина и порядок, закончил я за нее.
— Приблизительно так.
Я простился с Иркой и ее родителями, пошел домой.
Дома я сперва посидел и подумал, последний раз взвешивая то, что собирался сделать. Потом я растопил плавильную печь. Я помнил, что горшки и кой-какой инструмент я, уезжая, убрал во встроенный шкаф между кухней и туалетом. Там же должно было оставаться и стекло.
Точно, все было на месте. Я перебрал инструменты и всякие препараты. Немного, только самое-самое основное, но для работы мне вполне хватит. Затем я вытащил из-под кухонных полок деревянный ящик, в котором когда-то у меня хранилось стекло.
Я перенес стекло в мастерскую, разложил инструменты, поставил горшок в печь, чтобы получить стеклянную массу, и стал ждать. В это время и зазвонил мой мобильный телефон.
Это был опекун.
— Приветствую, — сказал он. — Как ты там? Как отдохнулось?
— Замечательно! — сказал я.
— Очень рад. Видишь, я специально не звонил все эти дни, чтобы тебя не отвлекать. Ты где сейчас, дома или в поезде?
— Дома, — ответил я.
— Уедешь сегодняшним поездом или завтрашним?
— Наверно, завтра в ночь.
— У тебя какие-то проблемы?
— Нет, никаких. Просто…
— Просто захотелось поработать в прежней обстановке, понимаю. Да, я и через телефон различаю жар печи, которую ты уже разжег. Верно?
— Верно.
— Что ж, успеха тебе. И все-таки, что тебя смущает? Я по голосу слышу, что у тебя не совсем ладно. Со свой Ириной поссорился?
— Нет, что вы! Я… Тут вот какое дело… — и я рассказал ему о «картежниках».
— Тебя эта история наповал сразила? — хмыкнул он. — Подобное сейчас во многих городках происходит. А есть медвежьи углы, где испокон веку так жили. Напиться да на смертоубийство пойти, вот и все развлечения. Это жизнь, мой милый, и бывает она порой очень жестокой, и надо научиться смотреть в глаза этой жестокости, чтобы не раскиснуть в самый неподходящий момент.
— Я и хочу этому научиться, — сказал я.
— Очень мудрое желание.
— Но неужели ничего нельзя сделать, чтобы жители города чувствовали себя спокойно?
— Прежде всего, чтобы твоя Ирина и ее семья чувствовали себя спокойно, так? Я подумаю над этим. Пожалуй, исправить ситуацию в моих силах. Кстати, припоминаешь наш разговор о докторе Гаасе?
— Да, — сказал я. — И вижу теперь, что вы правы. К таким людям нельзя проявлять милосердие. Их можно только уничтожать. Травить, как тараканов или крыс.
— Рад, что до тебя дошло. Вообще, не надо бояться количества жертв, которые стоит принести ради чистоты общества. Чем меньше мрази ходит по земле, тем лучше. Это я тебе верно говорю. Жить должны только те, кто этого достоин, согласен?
— Согласен.
— Вот и умница. Ладно, не буду отрывать тебя от работы. Иди, твори. Я завтра еще позвоню. Может быть, уже с идеями, как помочь твоему родному городку.
Я отключился от связи и пошел в мастерскую. Стеклянная масса была уже готова, и я взялся за работу.
Я выдувал цельный шар, приблизительно такого же размера, как Ирке в подарок. Я не стал делать внутри изысканные картинки, чтобы не тратить время, тем более что мне нужно было решить одну техническую проблему: как поместить внутрь шара кусочек янтаря, чтобы янтарь при этом не расплавился. Я хотел поместить в центр шара что-то, на чем концентрировалось бы внимание, что-то полупрозрачное и теплых тонов. Сперва у меня разные идеи были, я думал и о том, чтобы сделать гранатовое зернышко из «золотого рубина», и о том, чтобы установить туда «кошачий глаз», были у меня и другие идеи. Но я выбрал кусочек янтаря с рогатым жуком внутри, который так сверкал в янтаре как будто был присыпан золотой пыльцой. Этот кусочек янтаря лежал у нас уже много лет, и я уж не помню, то ли родители привезли его из Прибалтики, где когда-то, задолго до моего рождения, отдыхали, то ли кто-то из друзей им его подарил. В детстве я любил разглядывать этот кусочек янтаря, и сам уж не знаю, почему не забрал его, уезжая в Москву. Может быть, мне хотелось, смутно и подсознательно, чтобы в доме была какая-то мелочь, живо и сразу напоминающая о детстве. А может, просто забыл, в суматохе.
Как бы то ни было, с технической задачей, как поместить этот янтарь внутрь шара, я справился. Работу я закончил в четвертом часу утра, когда уже первые проблески рассвета наметились, и без сил завалился спать. Проспал я совсем недолго, в начале девятого уже был на ногах, как следует отшлифовал и отполировал шар, и получился он просто заглядение. Я обернул его тряпкой и спрятал в нижнее отделение серванта. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел шар, ни соседка, ни даже Ирка.
