Стая - [5]

— Г-Г-главное, ч-ч-чтобы… — начал было Рома, но тут же прервался, не смея продолжить свою мысль. Его лицо залила краска. Чувствуя, что не может справиться с волнением, парень опять начал заикаться. Как же он ненавидел такие моменты! Иногда ему казалось, что он говорит чисто, и наконец-то проклятое заикание ушло, но едва он начинал нервничать, все возвращалось опять.

— Ладно, я беру с собой Сенатора и Пулю, — подытожил Койот, не желая акцентировать внимание на заикании друга. — Остальные пусть сидят тут и не бесят меня своими зашуганными рожами.

— Почему это зашуганными? — обиделся Енот. — И вообще, Цербер может насторожиться, что из нашей компании ушли только трое. Обычно мы всегда ходим вместе.

— Это не та прогулка, где нужно прохлаждаться толпой, — Сенатор был мрачен, как грозовая туча. — Но доля правды в твоих словах есть. Если получится отпроситься, выйдем из здания все вместе, а потом разбежимся. Встретимся уже на районе, например у круглосуточного.

— Стоп! А почему именно Пуля с вами? Я тоже хочу научиться снимать зеркала, — не унимался Игорь. Рома посмотрел на Енота, как на ненормального, но вслух говорить ничего не стал, боясь, что снова начнет заикаться.

— Потому что если придется бежать, то он удерет с куда большей вероятностью, чем ты, — усмехнулся Олег. — Все, хватит чесать языками! Идемте.

Он первым покинул комнату, после чего вся компания устремилась в вестибюль, где с кружкой кофе и газетой уже расположился сторож. Олег остановился у массивной колонны и кивнул Диме, мол, иди, разговаривай. Чуть помедлив, чтобы прокрутить в голове «вступительную» речь, Сенатор спрятал руки в карманы и неспеша направился к мужчине.

Сторожей в интернате было трое — Михаил Юрьевич или, лучше сказать, Цербер, Антон Сергеевич или, как его еще называли, Бульдог, и Григорий Алексеевич, Такса. Сегодня Олегу и его «стае» откровенно повезло, так как Диме придется общаться с Цербером, а с ним, несмотря на его страшную кличку, всегда можно было договориться.

Михаил Юрьевич, мужчина пятидесяти семи лет, относился к тем людям, чье доверие нужно долго заслуживать, но, если такое удавалось, он становился добрым, как родной отец. С остальными же он был весьма резок и суров, и если его доверие не оправдывалось, то проще было просочиться сквозь стену, нежели выйти через охраняемую им дверь.

Дима быстро смекнул, что если Михаил Юрьевич выпускает на улицу на час, надо вернуться на десять минут раньше, и с тех пор с этим сторожем у него никогда не было проблем. Видя, что мальчишки возвращаются в интернат в назначенное время, будучи трезвыми и даже не воняя сигаретами, Цербер позволял им прогуливаться по городу при условии, что те не будут творить беспредел, а после спать на уроках.

А вот Антон Сергеевич, напротив, оправдывал свою кличку как никто другой. Он был довольно молод — ему от силы давали тридцатник, но такого озлобленного сторожа нужно было еще поискать. Обладая не только бульдожьим упрямством, но еще и таким же «симпатичным» лицом, он постоянно рычал на здешних подростков, демонстрируя неприкрытую ненависть. Ни о каких договорах с ним не могло быть и речи. К тому же Бульдог был страшным стукачом, поэтому фиксировал все нарушения в блокнот, а затем сообщал о них Прапорщику.

Что касается Григория Алексеевича или Таксы, то этот мужчина носил такое прозвище не только потому, что был низеньким и длинноносым, а потому, что без денежной таксы к нему даже подходить не стоило. Если же у кого-то из подростков появлялась наличка, то этот тип готов был продать им что угодно. Поговаривали, что Григорий Алексеевич даже поставлял старшим парням девиц легкого поведения, правда, эта информация была неточной. Олег все собирался это проверить и попробовать заказать девочку «на дом», однако сейчас он встречался с Миланой, поэтому его идея временно откладывалась.

Оглядевшись по сторонам, чтобы нигде не было посторонних, Дима приблизился к столу, за которым сидел Михаил Юрьевич, и вежливо поздоровался.

— Привет, привет, Димон. Ну как дела у тебя? — поинтересовался мужчина, отпив глоток крепкого кофе. — Как учеба?

— Да вроде нормально, Михаил Юрьевич. У меня тут дело к вам есть небольшое.

— Опять на волю хочешь? — усмехнулся Цербер, глядя на обнаглевшего подростка с долей снисхождения. — А на уроках, значит, спать будешь?

— Занятия у нас завтра с десяти начинаются. Марина Аркадьевна еще болеет, поэтому нам как бы к третьему уроку. Может, отпустите ноги размять? Обещаю, пить не будем.

— Еще бы вы мне пили… — Михаил Юрьевич вновь сделал глоток и чуть нахмурился. — Значит так, Дим: в последнее время ты и так слишком часто отпрашиваешься, а я, в свою очередь, все чаще рискую. Давай, может, в мое следующее дежурство погуляешь?

— В следующее может быть дождь. Это же Питер. Если один день ничего не льется за шиворот, этим нужно пользоваться. А в следующие ваши дежурства я к вам даже близко не подойду. Обещаю.

— Тебе в депутаты нужно идти. Те тоже вечно что-то обещают, — усмехнулся Цербер.

Несколько секунд он молчал, прикидывая, как правильнее поступить, но, глянув на кроткое лицо просящего, не выдержал и рассмеялся: