Ставка на совесть - [72]

— Помните, товарищи, боевой клич времен войны: «Коммунисты — вперед!» Возможно, сегодня нет надобности повторять его громогласно. Но держать здесь, — Петелин приложил руку к сердцу, — наш долг…

Шляхтин слушал секретаря и выступавших после него коммунистов напряженно притихший и молчаливый. В нем сталкивались два противоречивых чувства: уважение к этим людям, которые, оказывается, так же, как и он, неподдельно болеют за полк, и какая-то сосущая ревность к ним из-за того, что они, казалось ему, считают себя хозяевами положения, хотя здесь присутствует действительный хозяин — командир. Они толково докладывали бюро о положении в подразделениях, о настроении солдат и вносили предложения, как помочь делу. В этих докладах и предложениях, а главное — в самой атмосфере заседания Шляхтин и нашел ответ на вопрос, который привел его сюда. И он, имевший поначалу намерение дать партийным активистам свои указания, вдруг понял: сейчас они ни к чему. Поэтому, когда Петелин обратился к нему: «У вас есть замечания, товарищ полковник?» — Шляхтин ответил: «Нет. — И, помолчав, добавил: — Я рассчитываю на вас…»

В этом заявлении никто не узнал прежнего Шляхтина. Он себя — тоже…

С заседания бюро Иван Прохорович шел полный раздумий о событиях минувшего дня. Кажется, все, что нужно и можно было сделать, он сделал и лишь сожалел, что о партийном бюро вспомнил в последнюю очередь.

От всего пережитого Иван Прохорович сейчас, когда оказался один, почувствовал огромную усталость. А ведь главное было еще впереди. И завтрашний день, как и все последующие, потребует от него, как от солдата на марше, полной выкладки — нужно отключиться от всяких служебных дел и хорошенько выспаться. И подумав об этом, Иван Прохорович ощутил острое желание поесть — он же сегодня еще не обедал! Переключившись на «мирские» заботы, Иван Прохорович вдруг увидел в одном из классов учебного корпуса свет и завернул, чтобы узнать, что там происходит. Оказалось: целый взвод во главе с командиром сидел за учебниками, хотя отбой уже был. А ведь он, полковник Шляхтин, особо предупредил командиров подразделений: никаких нарушений распорядка дня! И вот пожалуйста… Это ли не прямое игнорирование его распоряжения? И не только нерадивым лейтенантом… Здесь перед приходом Шляхтина побывал Петелин.

Иван Прохорович возмутился. Однако вопреки изначальному побуждению — прекратить и наказать — ограничился полумерой.

…Полковник Шляхтин шагал напролом по скрытой в черных зарослях дорожке и, забыв про голод, напряженно выискивал причину своей нерешительности. В том ли все дело, что он чертовски устал и на него нашло непонятное отупение? Но он уставал и прежде, да не так еще, однако никогда не позволял себе раскиснуть, расслабить волю. Тут что-то другое, что-то другое… «Ерунда! — чуть не сказал вслух Иван Прохорович. — Просто переутомился и сдал. Может, и с Петелиным такое приключилось… А вообще-то надо было спросить, что он им тут говорил… Ладно, пускай занимаются, лишь бы на проверке не подкачали», — решил, подходя уже к дому, Иван Прохорович.

3

Лена еще вчера уехала в город, и Василию, которому очень хотелось, чтобы в эту минуту она была рядом — так много нужно было сказать ей, — ничего не оставалось другого, как поверить свое сокровенное дневнику. Так Василий поступал много раз, пока снова, теперь уже навсегда, не встретился с Леной.

25 августа. Сегодняшний день — один из самых счастливых в моей жизни. Проверяли по политподготовке мой взвод. Поставили «отлично». Сам не ожидал. Ребята отвечали будь здоров. Без запинки на все вопросы: из учебника, из уставов, по текущим событиям в стране и в мире. Вася Мурашкин раз десять тянул руку — сперва он ответил не очень. И своего добился. Пятерка! Молодец! Вообще все молодцы. Старались вовсю. Чертовски приятно видеть такое.

Вспоминаю, как я начинал. Работа не ладилась и не нравилась. Хотел бросить, махнуть «на гражданку». Каким же лопухом я был, братцы! Теперь знаю: в каждом деле есть что-то удивительно интересное, увлекательное. Его только нужно увидеть. А увидишь, тогда поймешь: хоть чин у тебя маленький, но дело доверено огромное.

У меня никогда еще не было такого желания работать. Ребята говорят: «Спать не будем, но подготовимся так, чтоб и все остальное — на «отлично».

Ребята мои… Да с такими — хоть куда: на любое дело, сквозь любые преграды…

XV. ЗЛОВЕЩИЙ ГРИБ

1

К вечеру дивизия прорвала тактическую зону обороны «противника» и вышла в оперативную глубину. Началось преследование. Над Приднепровьем навис гул моторов и лязг гусениц. От поднятой машинами пыли ночь сделалась еще непрогляднее.

Батальон майора Хабарова, назначенный в передовой отряд, обогнал основные силы полка и полным ходом — насколько позволяли темнота и вилявший меж оврагами и рощами проселок — рвался к Днепру. Колонну возглавлял Хабаров — в шинели и каске, перепоясанный, с противогазом и тяжелым пистолетом. Вместе с ним в плавающем гусеничном бронетранспортере находились начальник штаба, командир гаубичного дивизиона, посредник и связисты.

Хабаров стоял рядом с механиком-водителем, навалившись грудью на край люка, и смотрел то на дорогу, скудно освещаемую подфарниками, то вдаль, в черноту. Он ничего не видел, зато знал, что где-то впереди, за левадами, — Днепр. К нему, наверное, уже подходит высланная от батальона разведка, которая восполнит недостаток человеческих органов чувств — видеть и слышать за много километров.