Ставка на совесть - [67]

— Не только у Кавацука.

— Но почему, почему? Все же знают: она необходима. — Петелин энергично взмахнул сжатой в кулак рукой, быстрыми шагами обмерил кабинет командира и сел напротив его стола.

— Знают, — подтвердил Хабаров. — И однако ж… Я тоже думал об этом. Причин, по-моему, несколько. Одна из них — пожалуй, главная — атомное оружие представляется большинству из нас абстрактным. Мы знаем, что оно существует, но, скажи, ты видел его в действии?

— Нет, разумеется. И не хочу, чтобы мое любопытство было когда-либо удовлетворено.

— Никто из нас не хочет. Но оружие это есть, и учиться воевать в условиях его применения надо. А некоторые из нас никак не вырвутся из плена отжившей тактики боя. Да и обучать по-старинке легче: привычно, не так хлопотно…

— Кстати, о Кавацуке, — перебил Петелин. — Любопытный разговор произошел у нас… — И он передал Хабарову, что́ говорил Кавацук во время движения роты на полигон. Хабаров сказал, что перспектива роста — болезнь Кавацука.

— Но нельзя оставлять ее без внимания.

— А что делать? — сочувствуя Кавацуку, проговорил Хабаров.

— Осенью предстоит аттестование офицеров…

Хабаров сразу насторожился:

— Значит, вписать Кавацуку в аттестацию, что достоин выдвижения?

— А если и впрямь достоин?

Хабаров, нахмурившись, задумался. Петелин продолжал:

— Не слишком ли порой однобоко оцениваем мы людей? Индивидуальные особенности тоже надо учитывать…

— А вот пусть сам Кавацук и учтет: его будущее в его же руках. Время до аттестационного периода еще есть.

— Возможно, вы правы, — согласился Петелин с Хабаровым и вдруг подумал, что обсуждение на партийном бюро состояния полевой выучки может перерасти в серьезный разговор о деловом авторитете командира. Своей идеей Петелин тут же поделился с Хабаровым и, услышав его одобрение, вскочил со стула, сказав, что ему пора идти — он должен еще встретиться с членами бюро.

— А как Шляхтин отнесется ко всему этому? — спросил Хабаров.

Петелин задержался в дверях:

— Не знаю, как про себя, но возражать в открытую… Предварительно я уже с ним говорил… Год назад было бы иначе.

XIV. ЭКЗАМЕН НА ЗРЕЛОСТЬ

1

Василий Перначев обвел взглядом дощатый, в ярком электрическом озарении класс — над столами в сосредоточенном молчании склонились солдаты — и машинально глянул на часы: маленькая стрелка острием своим нацелилась в цифру «9». Василий вздохнул: в гарнизонном Доме офицеров уже больше часа идет эстрадный концерт, в зрительном зале сидит его Ленка, и одно место возле нее пустует. И у Лены, он знает, губы сейчас трубочкой и брови уголком сведены над тонким, немножко вздернутым носиком — первый признак обиды. А возможно, Лена уже отошла и, вся какая-то просветленная, с чуть приоткрытым ртом и воздетыми к челке бровями, наслаждается концертом? Он уже подметил в ней эту черту — увлекаться тем, чем она в данный момент занимается. У него так не выходит.

Василий снова посмотрел на солдат — все корпят за книгами, и за разъяснением непонятного никто к нему не обращается. Василию сделалось жаль себя, оттого что и этот вечер он вынужден проводить со взводом, а не с женой, и таких вечеров на его лейтенантскую долю выпадает все больше и больше.

Чтобы отвлечься и скоротать время, Василий извлек из полевой сумки дневник, наугад раскрыл его и принялся читать.

17 февраля. Получил телеграмму от Ленки: «Приеду восемнадцатого. Сможешь — встречай». Вот так новость! Что надумала девочка? Так долго не писала… Я ей тоже. Считал: увлечение юности, пора кончать. А выходит, все только начинается. Держу телеграмму и подсчитываю, сколько часов осталось до выяснения загадки.

19 февраля. Мы давно не виделись. И вот встретились. Какой Ленка стала — с ума сойдешь. Я уже схожу. Словно она — первая женщина, которую я вижу. А может быть, это так? Мы же знаем друг друга сто лет.

Я поинтересовался: зачем приехала? Ответила: работать. Получила сюда назначение. А я-то думал — ко мне. Мне стало тоскливо, но виду не подал. Сказал: «Здорово у тебя с назначением получилось». — «Конечно, хоть один знакомый есть в городе», — ответила она. И на том спасибо…

Весь день пробыли вместе — обивали пороги гостиниц. Когда и откуда произошло слово «гостиница»? Сейчас «гостиница» на язык простых смертных переводится так: «Не суйся — мест нет». Но «ищущий да найдет». Так, кажется, говорили древние, когда еще гостиниц не было. Нам повезло: Ленке предложили койко-место (придумали же!) в номере на семь человек. Обрадовались и этому.

Вечер провели в ресторане. Давно не было мне так хорошо. Не хотелось уходить. И все — из-за Ленки.

Когда прощались, сказал ей: «Охота тебе жить на этом пересыльном пункте? Давай снимем комнату». Ленка удивилась: «Зачем? Ведь мне должны дать». Наивная…

3 марта. Все воскресенье бродили с Ленкой по городу — искали комнату. В гостинице Ленке уже надоело. А на заводе сказали: молодым специалистам дороги у нас открыты, но с жильем туго. Ждите. Веселенькая перспектива!

…Поиски увенчались блестящим успехом: комнату нашли. Сразу же перевезли Ленкино богатство — чемодан и сумку. Стали наводить «марафет». Никогда не думал, что мыть полы и протирать стекла может быть интересно. Раньше этим занимался, отбывая наряды вне очереди. Сейчас сам напросился. Ленка смотрела, как я шуровал тряпкой, и смеялась: «Что тебе беспокоиться о будущем: у тебя уже есть гражданская специальность». Ей хорошо говорить — с дипломом техника.