Ставка на совесть - [17]
— Меня не интересует, что у вас на душе. Это — обязанность замполита. Мне дайте порядок. Порядок! А его у вас нет. Почему? Я вас спрашиваю.
Кавацук сперва беззвучно шевельнул губами, потом сбивчиво объяснил, что на заседании партийного бюро говорили о высвобождении офицерам времени.
— Мудрецы…
Больше полковник не проронил ни слова и, не взглянув на командира роты и дежурного, покинул казарму.
2
После совещания, на котором Шляхтин дал волю чувствам, весь день кипевшим в нем, он велел Хабарову задержаться.
— Садись, майор, — устало произнес Шляхтин и жестом указал на стул.
Хабаров сел и пригладил влажно блестевшие волосы.
— Жарко? — усмехнулся Шляхтин. — Такая у нас работа — треплем друг другу нервы. — Шляхтин помолчал, взял папиросу из лежавшей на столе раскрытой пачки «Казбека». — Кури, — он подвинул пачку к Хабарову.
Владимир от папирос отказался, но достал спичечный коробок, чиркнул и поднес зажженную спичку к лицу командира. В стальных зрачках полковника сверкнули два огонька. Прикурив, Шляхтин откинулся на спинку своего стула и, глядя на Хабарова в упор, жестко, без намека на усталость, сказал:
— Был я у тебя в батальоне сегодня… Скажу откровенно: не понравилось. Порядка нет. Оружие грязное, в тумбочках — как у Плюшкина. Но самое странное — в расположении ни одного офицера. Ты дал такое указание?
— Указаний я не давал, но говорил: если офицеру нечего делать, если он уверен, что у него в подразделении все в порядке…
— Офицеру нечего делать, говоришь? — перебил Шляхтин. — Понятно, почему позавчера первая рота еле на тройку вытянула по стрельбе. — И язвительно повторил: — Офицерам делать нечего…
— Я выразился не совсем точно.
— Зато ясно. Не люблю дипломатии. Сам в глаза рублю и от подчиненных требую.
— Товарищ полковник, разрешите все по порядку?
— Давай, только короче.
Хабаров начал рассказывать, как на заседании партийного бюро батальона, когда шла речь об отношении к службе, всплыл вопрос о загруженности офицеров.
— И мы решили… — продолжал Хабаров, но Шляхтин не дослушал:
— Что значит «мы решили»? Кто «мы»? У тебя в батальоне что, профсоюз?
У Хабарова сразу отпала охота к откровенности. Слегка побледнев, он с достоинством сказал:
— Мы — это партийная организация, товарищ полковник.
— Партийная организация… Хорошо. Но одно плохо: вы обсуждали служебную деятельность офицера, да еще в присутствии старшины!
— Старшина Крекшин — член бюро, — пояснил Хабаров.
— Мало чего… Ваши действия… Они подрывом командирского авторитета пахнут.
— А если командир неправильно ведет себя? — возразил Хабаров.
— На это есть старший начальник. Эх, Хабаров, эдак и я мог бы тебя сегодня на совещании расчехвостить. А не сделал. О твоем авторитете пекусь…
Хабаров догадался, что побудило командира полка оставить его после совещания. Обида, возникшая было, когда Шляхтин его оборвал, растворилась в чувстве признательности.
Хабаров попытался внести ясность:
— Мы думали, товарищ полковник, как лучше работать…
— Но батальоном тебе командовать. И если батальон будет плохо воевать, спросят с тебя и с меня, а не с членов бюро. Думаешь, они… А для чего воинские уставы? Для чего командир полка?
Хабаров покраснел. Он понял, что допустил оплошность, не посоветовавшись предварительно с командиром полка. Чтобы выправить положение, Хабаров сказал:
— Когда я принял батальон, я увидел: у всех одни взыскания. Разве нормально? Это же служба за страх, а не за совесть получается. Я посчитал своим долгом… Чтобы люди сознавали задачи, которые предстоит нам решать. Вместе, сообща. Тут без чувства личной ответственности ничего… Я решил делать ставку прежде всего на совесть. Но одному не под силу. Только через партийную организацию, через комсомол…
Хабаров разволновался. Шляхтин слушал не перебивая, с непроницаемой миной. Когда же Хабаров умолк, он встал и отодвинул стул. Хабаров поднялся тоже.
— Сиди, — полковник небрежно махнул рукой, заложил руки за спину и, словно обдумывая сказанное Хабаровым, медленно прошелся по кабинету.
— Сгущаешь краски, вот что я тебе скажу. Намерения твои хорошие, но… — Шляхтин развел руками. — Не забывай: в армию людей призывают. И не думай, будто не понимают они, что к чему. О долге им достаточно твердят на политзанятиях. И все же сознание сознанием, а без этого… — Шляхтин выразительно сжал пальцы в кулак, — без этого пока никуда. Не мне тебя учить, какие требования предъявляет ракетно-ядерная война. И роль командира-единоначальника куда выше. Он должен быть грамотным, решительным, смелым, готовым на риск. Тут, брат, рассусоливать и профсоюз разводить… Только настоящая командирская требовательность… Сказал — и никаких, без рассуждений. Для этого нас с тобой Родина поставила. И не бюро должно обсуждать, правильно или нет командир поступает. Если неправильно, по мозгам ему дадут те, кто назначал. А что ты делаешь — расхолаживает. Не у всех душа болит о службе, иные за любой предлог цепляются, чтобы от работы подальше. А поболтать — хлебом не корми. О коммунизме, о демократии… А в подразделении беспорядки. Ты же им про совесть… — Шляхтин говорил так, словно не корил молодого комбата, а разъяснял, как школьный учитель. — Чем плох был подполковник Прыщик? Отстал от жизни. Не видел, какие изменения в военное дело внесли новые средства борьбы. Мало того, считал: в случае войны атомное оружие применяться не будет, запретят, как в прошлом отравляющие вещества. В результате он обучал личный состав по старинке, на «ура». Но у Прыщика было одно ценное качество: умел старик батальон в руках держать. Умел…
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.