Ставка больше чем жизнь - [2]

— Давай, Петров, рассказывай. — повторил Федоров.

Петров надрывно откашлялся и придвинулся поближе к костру. Его лицо вдруг приняло такое вымученное выражение и стало таким жалким, словно он уже сожалел о том, что какой-то черт дернул его за язык. Но увиливать от рассказа было поздно.

— Только сразу предупреждаю. — заговорил он, что-то обдумав в уме, что лично я ничего не видел. Но видел человек… которому я верил больше остальных на свете. И не просто видел, а сам побывал на этой тарелке.

Раздались тихие возгласы удивления.

— Неужели?.. — зачарованно спросил Качалкин.

— Раньше ты почему-то об этом не рассказывал, — недоверчиво сказал Иванов.

— Да раньше не до того было. — ответил Петров. — Раньше не было надобности. Можете не верить, а можете и верить, это не имеет для меня абсолютно никакого значения. Но и эта история — совершеннейшая правда. Понятно? У меня нет никаких оснований не доверять моему товарищу. Он мне рассказал и я безоговорочно поверил, сто так и было на самом деле… К тому же все признаки абсолютной достоверности происшедшего с ним были на лицо.

— Какие признаки? — с замиранием сердца спросил Паралеев.

— Такие… — взгляд Петрова словно подернулся дымкой воспоминаний. Он вернулся оттуда совсем седой. А через два дня… — трагически добавил он, подумав, — умер.

Наступила гнетущая тишина.

— А отчего умер? — наконец осторожно спросил Иванов.

Петров взял в руки прут и стал задумчиво ковырять им в костре. Все в упор глядели на него. Казалось, от Петрова исходит какой-то неведомый магнетизм, накрепко приковавший внимание слушателей. И никто не замечал, как сильно дрожат его руки.

— Он поведал мне страшную историю… — продолжал Петров. — Очень страшную. Мне не хотелось бы верить в то, что ТАКОЕ может быть на самом деле, но…

Прут полетел в костер и вспыхнул ярким пламенем. А когда он испепелился, Петров уже пришел в себя. Он закурил папиросу и стал говорить тоном заядлого рассказчика:

— Поведал он об этом, конечно же, не только мне одному. Он пытался предупредить и других. Но вы прекрасно понимаете, что обычно таким попыткам грош цена. В милиции, которую это, кажется, должно касаться больше всех, крутили пальцем у виска и кивали в сторону сумасшедшего дома. В конце концов ему не поверил даже комитет по изучению НЛО. Все думали, что мой друг сошел с ума. Он сдал буквально за два-три дня. Нервы. Совершенно здоровый, цветущий до этого человек… Он умер… Один я всему этому поверил. Я — единственный человек, который знает ИСТИННУЮ ТАЙНУ ЛЕТАЮЩИХ ТАРЕЛОК! И у меня сегодня ни с того ни с сего появилось вдруг странное предчувствие, что надо об этом рассказать. Необходимо рассказать, и все тут! — Он снова поглядел на костер, а затем вымученно добавил: — Скверное такое предчувствие… очень скверное.

Все ждали продолжения, затаив дыхание.

— Итак, случилось это ровно десять лет назад, еще в те времена, когда пропаганда НЛО у нас не только не поощрялась, но и в отдельных случаях даже наказывалась. Беззаботное времечко тогда, ясное дело, было! Кроме личных проблем никого ничего не интересовало, всякие вселенские тайны занимали только любознательных мальчишек да военных, хотя военные старательно делали вид, что это их вовсе не касается. Вот и мне тоже было наплевать на всю эту мистику. Я работал тогда в объединении коммунальных услуг в Хабаровске, и в той же конторе, только в пригородном ее филиале, работал мой бывший одноклассник Федя Берг. Вот про него-то и рассказ.

… Мы с ним очень крепко дружили. Так дружили, что, как говорится водой не разольешь. Берг жил себе нормально, жениться собирался, и вот надо же было такому случиться… — Петров горестно воздохнул. — Так всегда бывает. Только наладится жизнь у человека — и хлоп! Сразу куча неприятностей, вся судьба шиворот-навыворот, а бывает и похуже… Словно Господу нашему Богу, который там у себя на небесах сидит и нами, грешниками, заправляет, от человеческих успехов завидно становится. Несправедливо все это, несправедливо!

Петров расстроился. Он хлопал глазами, уставившись на костер, словно собирался вот-вот разреветься. Но прошла минута, другая, и он снова был в порядке.

— Никому не пожелаю такой несправедливости, — вдруг со злостью проговорил он. — Даже тебе, Сидоров.

И он взглянул на ухмыляющегося Сидорова. Тот быстро показал ему кулак, но от реплики почему-то воздержался, и все вдруг увидели, что он испугался — с такой ненавистью поглядел на него Петров.

— Дальше… — сказал Петров, снова уставившись на костер. — В один прекрасный день собрался Берг в лес за грибами. Был он, скажу вам, страстным грибником, таких еще поискать нужно. За грибами ездил в специально облюбованный лес аж за двести километров и частенько брал и меня. А в тот раз я поехать с ним не смог, на работе что-то там у меня не выходило… — Он поморщился, словно сгонял со щеки надоедливую муху. Пришлось мне в тот день работать допоздна, и потому Берг отправился в лес один. А я остался в городе, и потом часто удивлялся такому своему поразительному везению… Конечно, повезло мне дико, потому что иначе не сидел бы я сейчас тут перед вами, не пил бы это дешевое вино, и не рассказывал бы эту трагическую историю. Могила бы моя оказалась неизвестно где, если бы она вообще была. И никто так и не узнал бы, каким подвергся я пыткам…